Королева Виктория - Кристофер Хибберт

В последнее время здесь случились два скандала, связанных с его присутствием. Первый разразился, когда Эдвардс отказался идти на чай вместе с Мунши, а второй был вызван нежеланием доктора Рида сопровождать отца Мунши во время обследования в больницах Лондона. В обоих случаях королева отказалась выслушать своих придворных и очень разозлилась на них. Надеюсь, вы понимаете, что она относится к нему как к своему домашнему животному, как к собаке или кошке, с которой ни за что на свете не желает расставаться...А вас она может выслушать, если вы напишете ей, как в Индии относятся к этому человеку, и что ни в коем случае нельзя допускать его к конфиденциальной информации. Это единственная возможность заставить ее выслушать все упреки в его адрес.

Мунши занимает непозволительно высокое положение при дворе, а во время торжественных приемов сидит рядом с фрейлиной (к ее неудовольствию), о чем королева распорядилась лично. Таким образом, простой официант, который раньше подавал блюда, теперь сопровождает королеву на ужин и даже в церковь. Надеюсь, теперь вы понимаете, как она относится к местным жителям. Остается лишь радоваться, что за обеденным столом пока еще не присутствует ее полотер».

Когда в 1897 г. королева объявила, что намерена взять с собой Мунши в очередную зарубежную поездку во Францию, в Симье, это переполнило чашу терпения, и придворные восстали. К этому времени выяснилось, что Мунши успел подцепить гонорею, и поэтому они наотрез отказались не только сидеть с ним за одним столом, но и вообще находиться рядом. Они попросили личного секретаря королевы Г. Фиппс сообщить ее величеству, что, если Мунши поедет с ними во Францию, они все подадут в отставку. Получив этот ультиматум, королева впервые за долгие годы впала в состояние необыкновенной ярости и одним взмахом руки смела на пол все бумаги с письменного стола.

Этот конфликт продолжался несколько месяцев и со временем еще больше разгорался. Когда Мунши устроил публикацию в «Дейли график» своей фотографии, на которой он был изображен в позе важного советника королевы с документами в руках, доктор Рид почувствовал себя настолько уставшим от постоянных жалоб королевы на происки придворных и на их желание во что бы то ни стало избавиться от «одного из ее людей», что неожиданно слег в постель с нервным истощением и покрылся огромными карбункулами. А придворные тем временем продолжали пересказывать друг-другу жуткие истории о вызывающем поведении Мунши и о резких высказываниях королевы на любое замечание в его адрес.

Премьер-министр лорд Солсбери делал все возможное, чтобы восстановить мир и порядок при дворе. Он весьма тактично объяснял королеве, что если она возьмет во Францию своего «индийского секретаря», то французы не поймут статуса этого человека и роли, которую он выполняет при дворе ее величества. В результате они могут не проявить к нему того уважения, которого она от них ожидает. Кроме этого, особое отношение королевы к Мунши может возбудить ревность среди других индийских слуг, которые не понимают, почему их соотечественник и к тому же мусульманин пользуется таким расположением при дворе. В итоге в том году Мунши не сопровождал королеву в ее поездке по Франции, однако попытался наверстать упущенное позже и даже прихватил с собой своего лучшего друга Ахмеда. Это был открытый вызов всему двору, который привел к открытому противостоянию.

К тому времени личным секретарем королевы вместо Генри Понсонби стал Артур Бигг — «умный, добрый, отзывчивый» и к тому же «красивый» молодой человек. Он стал настаивать, чтобы Ахмеда немедленно отправили обратно в Лондон, и одновременно послал в Индию запрос о получении любой информации о Мунши, с помощью которой хотел убедить королеву в ничтожности ее фаворита. А придворные высших рангов не прекращали усилий по дискредитации «индийского секретаря» и продолжали убеждать королеву в том, что его присутствие наносит непоправимый ущерб репутации двора. Но все было «бесполезно», как сообщал Фредерик Понсонби личному секретарю вице-короля Индии, поскольку она была убеждена в том, что это «всего лишь расовые предрассудки и неистребимая зависть в отношении бедного Мунши (!)».

Дело дошло до того, что лорд Джордж Гамильтон предложил не осуществлять никаких повышений придворных чинов, чтобы не осложнять и без того глубокое «смятение умов»при дворе. Он был уверен, что этот «маленький шторм» скоро уляжется и роль Мунши будет сведена к минимуму. А Бигг заверил его, что высшие придворные преисполнены решимости поставить Мунши на то место, которого он заслуживает.

Однако и королева не собиралась уступать давлению и поэтому пресекала любые попытки унизить достоинство своего фаворита. Так, например, она пришла в ярость, когда доктор Рид при моральной поддержке принца Уэльского откровенно и смело заявил ей, что в высших аристократических кругах страны бытует мнение, что столь рьяная поддержка королевой своего «индийского секретаря» объясняется ухудшением ее психического здоровья и временным помешательством. С такой же яростью королева набросилась и на Флитвуда Эдвардса, который посмел противиться ее постоянным уступкам «индийскому секретарю», и в особенности требованию Мунши стать кавалером ордена Виктории. В своих невероятно длинных письмах доктору Риду королева жаловалась на искаженное и несправедливое отношение придворных к ее «бедному другу», который уже давно превратился в объект насмешек и преследований. По словам того же доктора Рида, в Рождество 1897 г. королева «просто впала в безумие» после почти часового разговора с ним по поводу безобразного поведения Мунши. Она набросилась с руганью на чиновников индийского отдела, которые усомнились в благородном происхождении Мунши, а когда в Виндзор прибыл сам Ага-Хан, королева приложила немало усилий, чтобы устроить ему встречу со своим «индийским секретарем».

С таким же усердием она пыталась убедить нового вице-короля Индии лорда Керзона, что не следует верить циркулирующим в Индии слухам о низком происхождении Мунши и его семьи. А лорда-казначея, графа Хоуптона, она лично просила подать хороший пример и доброжелательно отнестись к ее «индийскому секретарю». Стоит также отметить, что королева попыталась загладить свою вину перед Рафиуддином Ахмедом и компенсировать то моральное унижение, которое он испытал в результате экстренной высылки из Франции. Она пригласила его на торжественный бал, а потом поручила ему собрать о положении дел в мусульманской части Индии информацию, которая могла бы стать полезной для правительства. Кроме того, королева предложила наградить его юбилейной медалью, заметив при этом, что если такой награды удостаиваются «чиновники, актеры и художники», так почему бы не дать и ему?

Еще до того злосчастного отдыха во Франции, в Симье, королева стала подписывать свои письма Мунши словами «твоя любящая мать», а однажды написала ему следующее: «В своем завещании я сделала специальную оговорку, касающуюся твоего безоблачного будущего. Хочу напомнить, что по-прежнему считаю тебя хорошим человеком, а то длинное письмо, которое вложено в этот конверт, было написано мною еще месяц назад и по доброй воле. Ни единая душа не узнает о его существовании, так же как и о твоем ответном письме. Если ты не сможешь прочитать его, я тебе помогу, после чего его надо немедленно сжечь. Твой верный и преданный друг Виктория, королева и императрица».