Бабель - Ребекка Ф. Куанг

могли победить; им просто не хватало ресурсов башни. Они могли сунуть пальцы в грязь. Они не могли остановить течение реки или прорыв плотины.

«Это очень неловко, — заметила однажды за чаем Виктория, — как сильно все зависит от Оксфорда, в конце концов. Можно подумать, что им лучше знать, чем класть все яйца в одну корзину».

«Ну, это просто смешно», — сказал профессор Чакраварти. Технически, эти дополнительные станции действительно существуют, именно для того, чтобы облегчить такой кризис зависимости. Кембридж, например, уже много лет пытается создать конкурирующую программу. Но Оксфорд не хочет делиться ресурсами».

«Из-за нехватки?» спросил Робин.

«Из-за ревности и скупости», — ответила профессор Крафт. Дефицит никогда не был проблемой.[22] Нам просто не нравятся кембриджские ученые. Мерзкие маленькие выскочки, думающие, что они могут добиться успеха сами по себе».

«Никто не едет в Кембридж, если он не может найти работу здесь», — сказал профессор Чакраварти. Печально.

Робин окинул их изумленным взглядом. «Вы хотите сказать, что эта страна падет из-за академической территориальности?»

«Ну, да.» Профессор Крафт поднесла свою чашку к губам. «Это же Оксфорд, чего вы ожидали?»

Парламент по-прежнему отказывался сотрудничать. Каждую ночь Министерство иностранных дел посылало им одну и ту же телеграмму, всегда сформулированную точно таким же образом, как будто повторение сообщения снова и снова могло вызвать послушание: ПРЕКРАТИТЕ ЗАБАСТОВКУ. Через неделю эти предложения прекратились, включая предложение об амнистии. Вскоре после этого они стали сопровождаться довольно избыточной угрозой: «ПРЕКРАТИТЕ ЗАБАСТОВКУ, ИЛИ АРМИЯ ЗАБЕРЕТ БАШНЮ».

Очень скоро последствия их забастовки стали смертельно опасными.[23] Одним из главных переломных моментов, как оказалось, были дороги. В Оксфорде, но еще больше в Лондоне, движение было главной проблемой, стоявшей перед городскими властями — как управлять потоком повозок, лошадей, пешеходов, дилижансов, экипажей хакни и повозок без заторов и аварий. Серебряная работа сдерживала нагромождения, укрепляя деревянные дороги, регулируя повороты, укрепляя ворота и мосты, обеспечивая плавные повороты телег, пополняя запасы воды в насосах, предназначенных для подавления пыли, и поддерживая послушание лошадей. Без обслуживания Бабеля все эти мельчайшие приспособления стали выходить из строя одно за другим, и в результате погибли десятки людей.

Транспорт опрокинул домино, которое привело к целому ряду других бед. Бакалейщики не могли пополнить свои полки. Пекари не могли достать муку. Врачи не могли принять своих пациентов. Адвокаты не могли попасть в суд. Дюжина карет в богатых кварталах Лондона использовала пару слов профессора Лавелла, в которой обыгрывался китайский иероглиф 輔 (fǔ), означающий «помогать» или «содействовать». Изначально этот иероглиф обозначал защитные перекладины на повозке. Профессор Ловелл должен был приехать в Лондон, чтобы подправить их в середине января. Планки вышли из строя. Кареты стали слишком опасны для вождения[24].

Все, что, как они знали, должно было произойти в Лондоне, уже происходило в Оксфорде, поскольку Оксфорд, из-за близости к Бабелю, был самым зависимым от серебра городом в мире. И Оксфорд загнивал. Его жители разорялись, они голодали, их торговля была прервана, реки перекрыты, рынки закрыты. Они посылали в Лондон за продовольствием и припасами, но дороги стали опасными, а линия Оксфорд — Паддингтон больше не работала.

Нападения на башню удвоились. Горожане и солдаты вместе толпились на улицах, выкрикивая непристойности в окна, вступая в перестрелки с людьми на баррикадах. Но это ничего не меняло. Они не могли причинить вред переводчикам, которые были единственными людьми, способными положить конец их страданиям. Они не могли преодолеть защиту башни, не могли сжечь ее или заложить взрывчатку в ее основание. Они могли только умолять ученых остановиться.

У нас только два требования, — писал Робин в серии памфлетов, которые стали его способом реагировать на возмущения горожан. Парламент знает об этом. Отказ от войны и амнистия. Ваша судьба находится в их руках».

Он требовал, чтобы Лондон капитулировал до того, как все это произойдет. Он надеялся и знал, что они этого не сделают. Теперь он полностью принял теорию насилия Гриффина, согласно которой угнетатель никогда не сядет за стол переговоров, если считает, что ему нечего терять. Нет; все должно быть кроваво. До сих пор все угрозы были гипотетическими. Лондон должен был пострадать, чтобы научиться.

Это не нравилось Виктории. Каждый раз, поднимаясь на восьмой этаж, они ссорились из-за того, какие резонансные решетки и в каком количестве вытаскивать. Он хотел деактивировать две дюжины, она — только две. Обычно они останавливались на пяти или шести.

«Ты слишком торопишь события», — сказала она. Ты даже не дал им шанса ответить».

Они могут ответить, когда захотят, — сказал Робин. Что их останавливает? Тем временем, армия уже здесь...

«Армия здесь, потому что ты подтолкнул их к этому».

Он издал нетерпеливый звук. «Извини, я не буду щепетильным...»

«Я не брезгую; я проявляю благоразумие.» Виктория сложила руки. «Это слишком быстро, Робин. Слишком много всего сразу. Тебе нужно дать дебатам улечься. Ты должен дать общественному мнению настроиться против войны...

Этого недостаточно, — настаивал он. Они не смогут заставить себя восстановить справедливость сейчас, когда они никогда не делали этого раньше. Страх — единственное, что работает. Это просто тактика...

«Это не тактика». Ее голос стал резче. «Это происходит от горя».

Он не мог повернуться. Он не хотел, чтобы она видела его выражение лица. Ты сам сказал, что хочешь, чтобы это место сгорело.

«Но еще больше, — сказала Виктория, положив руку ему на плечо, — я хочу, чтобы мы выжили».

В конце концов, невозможно сказать, насколько велика разница в темпах их уничтожения. Выбор остался за парламентом. Дебаты продолжались в Лондоне.

Никто не знал, что происходило в Палате лордов, кроме того, что ни виги, ни радикалы не чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы объявить голосование. Газеты больше рассказывали о настроениях в обществе. Основные издания выражали мнение, которого ожидал Робин: война с Китаем была вопросом защиты национальной гордости, что вторжение было не более чем справедливым наказанием за оскорбления, нанесенные китайцами британскому флагу, что оккупация Бабеля студентами иностранного происхождения была актом измены, что баррикады в Оксфорде и забастовки в Лондоне были делом рук грубых недовольных, и что правительство должно твердо противостоять их требованиям. Провоенные редакционные статьи подчеркивали легкость, с которой Китай будет побежден. Это была бы лишь маленькая война, и даже не совсем война; достаточно было бы выстрелить из нескольких пушек, и китайцы признали бы свое поражение в течение одного дня.

Газеты никак не могли определиться с переводчиками. Провоенные издания предлагали дюжину теорий. Они были в