Империя должна умереть - Михаил Зыгарь

Сазонов не догадывается, что в тот момент, когда он показывал императору проект польской конституции, он уже был обречен. Григорий Распутин считает, что министр иностранных дел «отмечен печатью дьявола», а императрица считает, что Сазонов «такой трус перед Европой и парламентарист, а это было бы гибелью России». Александра уверена, что Польше нельзя давать конституцию – ведь это наследство цесаревича Алексея, Николай II должен передать ему страну в том же состоянии, в каком получил от отца. «Всем, кто надоедает по поводу Польши», Распутин советует отвечать: «Я для сына все делаю, перед сыном буду чист».

Находясь в отпуске, Сазонов узнает, что совет министров отклонил проект конституции Польши, он сам уволен, а новым министром иностранных дел вместо него стал премьер Штюрмер. Год спустя Штюрмер будет описывать свое премьерство: «У меня не могло быть программы, потому что у нас не так ведется, как в Европе. Может, я был недальновиден, но я служил старому режиму, а на новое я не считаю себя способным».

После первого успеха Брусиловский прорыв выдыхается. Главно- командующий фронта продолжает бросать в наступление лучшие части – но линия фронта больше не двигается. Он ждет, что два фронта к северу от него тоже перейдут в наступление, но там никаких успехов тоже нет. Дело не только в нерешительности главнокомандующих: Западному и Северо-Западному фронтам противостоит германская армия, уже успевшая создать глубоко эшелонированную линию обороны. Прорвать ее – куда более сложная задача, чем для Брусилова прорвать оборону австрийцев. При этом штаб Верховного главнокомандования считает, что именно австрийский участок фронта – это слабое звено, поэтому перекидывает дополнительные части с севера в помощь Брусилову.

Удача Брусилова заканчивается. Армии Юго-Западного фронта наступают на Ковель, несут огромные потери – но немецкие и австрийские войска оказывают упорное сопротивление. Всего российские войска теряют убитыми, ранеными и пленными около полумиллиона человек. В «ковельской мясорубке» гибнет элита российской армии – гвардия. Виновным за это назначается ее командующий, генерал Безобразов, его отстраняют. Впрочем, Распутин критикует и самого Брусилова – он просит императрицу передать мужу, чтобы генерал Брусилов поберег солдат, и вообще армии не стоит продолжать наступление в Карпаты: «Потери будут слишком велики».

Хорошие новости с фронта заканчиваются. Еще в июле, на волне успеха Брусиловского прорыва, в войну на стороне Антанты вступила Румыния. Но готовность румынской армии оказывается очень слабой, в итоге уже в декабре она разбита.

Российское общество испытывает чудовищное разочарование. Брусилова превозносят как героя, зато Эверта обвиняют в трусости и даже в предательстве. Единственное объяснение, которое находит российское общество, – это происки «немецкой партии»: императрица, Штюрмер и Распутин не допустили победы Брусилова, не пустили остальные армии ему на помощь.

Впрочем, одна конспирологическая версия вскоре уравновешивается второй. Летом Вырубова едет отдыхать в Крым и там знакомится с гаханом – духовным лидером местной этнической группы караимов. Он производит на Вырубову сильное впечатление – в первую очередь тем, что разделяет ее идеи. Гахан тоже уверен, что против императрицы плетется заговор, причем, по его мнению, главный заговорщик – британский посол. Анна так поражена, что даже приглашает его приехать из Крыма в Царское Село – поделиться своими выводами с императрицей. С подачи религиозного авторитета из Крыма версия о британском заговоре становится доминирующей в окружении императрицы. Так, к осени 1916 года российская элита делится на две неравные части: одна (депутаты Думы и сочувствующие) подозревает вторую (окружение императрицы и правительство) в том, что она участвует в немецком заговоре. А вторая группа подозревает первую в том, что она вовлечена в британский заговор. Императрица верит в эти теории – она даже требует от мужа, чтобы он написал кузену Георгу V и потребовал от него одернуть британского посла Джорджа Бьюкенена.

Есть ли настоящий заговор? Летом 1916 года российские масоны проводят свой ежегодный съезд – конвент. Председательствует депутат Думы кадет Николай Некрасов, участвуют Керенский, Карташев, представители Одессы, Киева, Екатеринбурга, Саратова, Риги – всего десять региональных подразделений.

Масонская организация к этому моменту уже сильно разрослась: в ложах состоят и столичные литераторы (например, Гиппиус с Мережковским), и московские купцы-старообрядцы (Коновалов и Рябушинский), и марксисты (например, лидер думской фракции социал-демократов Чхеидзе), и ссыльные украинцы (например, автор «Истории Украины-Руси» Грушевский). Процедура приема простая, в России в масоны берут даже женщин (невиданный для мирового масонства либерализм) – в итоге получается большой дискуссионный клуб с оттенком модного мистицизма.

На конвенте Некрасов выступает с основным докладом и рассказывает, что патриотические настроения в обществе падают. Делегаты из регионов говорят, что правительство неэффективно, с ним невозможно победить, для победы в войне нужна революция. Руководство (то есть кадеты) пытается сдерживать напор регионалов.

Впрочем, ничего особенного в этих разговорах нет – то же самое говорят и в гостиных, на кухнях и на улицах. Побеседовав, масоны расходятся.

В июле в Севастополь приезжает новый главнокомандующий Черноморским флотом – адмирал Александр Колчак. Первым делом он отправляет корабли минировать Босфор, чтобы не допустить турецко-германский флот в Черное море. Его предшественник считал эту затею почти невыполнимой, однако Колчак справляется с задачей, причем довольно быстро, – в результате турецкие и немецкие корабли оказываются «закупорены» в Босфоре. После этого Колчак ставит себе еще более амбициозную задачу – подготовить захват черноморских проливов и Константинополя.

Идея «воздвигнуть крест на Святой Софии», которая уже многие десятилетия является навязчивой для части российского общества, Колчаку более чем близка. Он считает, что турецкая армия и без того вымотана Галлиполийской битвой и постоянными неудачами в Палестине, Египте и в Армении, так еще после Брусиловского прорыва несколько турецких корпусов отправлены на помощь австрийской армии в Галицию. В районе проливов остается всего три дивизии. Колчак настаивает, что операцию по захвату Константинополя надо осуществить до того, как испортится погода, то есть не позднее сентября, и просит у Алексеева выделить ему десантные войска.

Для захвата Стамбула, по мнению Колчака достаточно всего пяти дивизий, то есть в два раза меньше, чем предполагает Алексеев. В 1916 году в Стамбуле живет более 1,5 млн человек. Вопрос, что делать с ними, Колчак не обсуждает.

Николай II – давний сторонник идеи захвата проливов, но начальник штаба Алексеев убеждает его, что сил для немедленной высадки на Босфоре нет и торопиться не нужно. Промедление Алексеева очень раздражает Колчака – он (и все его окружение) считает, что Россия находится в шаге от реализации давней мечты. Поэтому Колчак решает сформировать собственный десантный отряд, силами которого он и возьмет столицу Османской империи. Император одобряет этот план. Правда, на подготовку и обучение этого отряда требуется три-четыре месяца, осенью и зимой осуществить операцию невозможно из-за штормов, поэтому Колчаку приходится перенести выполнение своего плана на весну 1917 года.