Харбин - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
За всем этим он совершенно забыл о том, что его волновало ещё позавчера: метка и Кэндзи с Сониной сестрой на набережной, ситуация с мартыновской брошюрой и неожиданной её находкой Тельновым и Лапищев, который от него чего-то ждёт.
Мура появилась из-за спины, бросила на песок скомканную подстилку и сказала:
– А вы и правда не подсматривали!
Сашик поднял на неё глаза.
– Возьмите подстилку, развесьте её, как я, на кустах и переоденьтесь. Я тоже подсматривать не буду.
Он поднялся, и Мура тут же хрюкнула в кулачок, глядя на него сзади. Сашик оглянулся на неё, потом на себя и увидел, что его светлые брюки промокли на песке, и, наверное, сейчас он выглядит как какой-нибудь павиан на негативной карточке, весь светлый, а зад тёмный; он взял подстилку и поплёлся наверх, к кустам.
Кусты заканчивались на уровне его груди, он развесил на них подстилку и сразу пожалел о том, что хотя бы один раз не оглянулся, когда она переодевалась, а вместо этого сидел на мокром песке и о чём-то думал, непонятно о чём.
Сейчас Мура была перед ним всего лишь в нескольких шагах, она сидела по-детски на корточках и веткой чертила что-то на песке. На ней был антрацитово-чёрный купальный костюм с белым пояском и открытой спиной, солнце уже заходило, и спина казалась золотистой.
– А вы купайтесь, я сейчас приду, – крикнул из-за кустов Сашик.
Мура встала и забросила ветку в воду.
– А вы переодевайтесь, я никуда не тороплюсь!
Подстилка была тонкой, и Мура сложила её вчетверо. Свободного места на ней оказалось мало, и они сидели очень близко, почти вплотную, иногда касаясь друг друга то локтем, то плечом.
На левом берегу жара уже сошла, стало прохладно, а когда пролетал ветерок, даже зябко, тогда Мура дотрагивалась до Сашиного плеча, и им обоим становилось тепло. Он попытался накинуть на неё свою рубашку, но она отказалась.
Они молчали и глядели на воду в мягком свете заходящего справа над городом солнца; из-за деревьев и разной высоты домов город представлялся как неровный забор; он был притихшим и придавленным дневной жарой, а река отражала его в тихой, будто остановившейся глянцевой воде.
– Я пойду искупаюсь…
«Уже прохладно!» – мелькнуло в голове у Сашика.
– …а вы стерегите лодку и вещи. Вы же знаете, кругом хунхузы! – Она обернулась и помахала ему рукой.
Мура медленно шла по мелководью, иногда она наклонялась, зачерпывала воду рукой и плескала её на плечи, один раз обеими руками плеснула на грудь. Солнце собиралось заходить, и её фигура становилась контрастной на фоне светлой воды; когда вода достигла бедер, она присела, потом обернулась и крикнула:
– Как парное молоко! – и поплыла, над водой виднелись только её плечи и роскошная причёска.
Сашик сидел, и ему казалось, что он мог так сидеть вечно. Мура отплыла уже далеко, но течение между берегом и отмелями было совсем слабое, и её не относило.
Вдруг Сашик услышал сзади лёгкое шуршание, он хотел оглянуться, но не успел, потому что чья-то ладонь из-за спины плотно зажала ему рот, на него навалились, захватили руки и ноги и поволокли наверх, к кустам. Он попытался брыкнуться, но другая рука тоже из-за спины перехватила его локтем через горло, и стало нечем дышать.
От кустов, где он только что переодевался, его пронесли бегом метров пятнадцать и плюхнули на колючую траву, и он оказался перед сидевшим на корточках китайцем, который в знак молчания прижимал палец к губам.
– А то твой девушка… – Он провёл ребром ладони себе по горлу. – Твоя кто еси? Фамилия говори, – тихо сказал китаец непонятного возраста, одетый в светлый полосатый костюм и стильную бабочку. Под стильной соломенной шляпой Сашик разглядел идеальную набриолиненную прическу с косым пробором. Остальные стояли у Сашика за спиной, и он их не видел.
– Фамилия говори! – с нажимом, но так же тихо промолвил китаец.
– Адельберг!
– Адельберга?
Сашик кивнул.
– Твоя папа Александра Петровэйци Адельберга?
– Да! А…
– Твоя не спрасывай! Моя говори! Твоя хоросо, – я знай твоя папа! Хоросы целовек. Я твоя бери не буду и выкупа бери не буду! Папа сказы, сто моя Антошка! Он помни!
Китаец, назвавшийся Антошкой, вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую записную книжку, вырвал из неё листок, достал вечное перо и написал прямо на коленях несколько слов.
– Твоя не цитай! Правда обессяй! Твоя папе передавай и забывай всё! И не посматривай! – И он снова провёл рукой себе по горлу, потом что-то цыкнул тем, кто был у Сашика за спиной, те его снова быстро скрутили, как несколько минут назад, за секунду протащили обратно через кусты, аккуратно посадили на подстилку, и Сашик только услышал их удаляющееся шуршание по песку.
Он снова сидел на подстилке, всё произошло так стремительно, как будто и не происходило вовсе, он сидел с ясной головой и только посматривал туда, где была Мура. Она ещё плыла от берега, потом повернулась, высоко помахала ему рукой и поплыла обратно.
Он продолжал сидеть в той же позе, на той же подстилке, чуть-чуть саднило передавленное горло, и в руке ощущалась бумажка, врученная ему таким неожиданным способом. В том, это был китаец, Сашик не сомневался, потому что китайцев, говоривших по-русски, ни с кем перепутать было нельзя. Он их слышал всю свою жизнь: так в Харбине и по всей КВЖД говорили рикши, разносчики и торговцы, так говорил бой Ли в его доме и повар Чжао. Так же, «твоя-моя», говорил и этот, который так странно назвался Антошкой.
Надо было спрятать бумажку, Сашику очень хотелось её раскрыть и посмотреть, но он подумал, что вдруг китайцы за ним ещё наблюдают. Он глянул на воду, Мура уже выходила; она только что говорила что-то про хунхузов, и они тут же появились и исчезли.
Она бежала по песку, после тёплой воды ей стало зябко, она села рядом с Сашиком, обхватила колени руками и сказала сквозь зубы, не разжимая холодных губ:
– Теперь ваша рубашка пригодилась бы как раз.
Сашик схватил рубашку и накрыл ей спину.
Они сидели молча. Через секунду Мура начала мелко выстукивать зубками, но через минуту уже согрелась.
Для Сашика эта минута оказалась очень кстати. Рассказать о том, что только что произошло, не было никакой возможности, без того, чтобы не прослыть сумасшедшим; он попался, как простак, и не надо было грести на этот берег.
Сашик запрятал мысли про Антошку и папу поглубже, тем более что записка странного китайца в полосатом костюме и бабочке в ближайшее время должна будет сама по себе что-то прояснить. Но это потом.
– А почему мы поплыли сюда? – спросил он.
– Не люблю, когда много народу и, чтобы переодеться, надо стоять в очереди и заходить в общую раздевалку. И вообще, люблю быть одна.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!