Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— В твоем голосе, детка, осуждение.

— Какое я имею право тебя осуждать?..

— Значит, осуждаешь. Странно. Ты же его ненавидишь.

— Так и есть. Но его Катрин любит. «Катрин?!.»

— Как ты сказала, детка?

— Я сказала — Катрин его любит!

— А-а!..

«Ты должна предупредить Джоша, О’Коннел!»

— Что — а-а?

— Это, конечно, меняет дело… Эй! Кто там?

— Тебе показалось, Жики. Там никого нет. Все спят. Какой у тебя замечательный внук!

— Правда, замечательный.

— Ты, должно быть, им гордишься?

— Это так заметно?

— Очень заметно.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Полагаешь, он когда-нибудь станет Магистром?

— Или маршалом?..

— Или маршалом… Дай бог, Жики, дай бог… Мне показалось, или хлопнула дверь?

— Я не слышала. Совсем глухая стала. Надо посмотреть, все ли на месте. Катрин у себя, Софи тоже. Посмотри, Бас и эта его рыжая, спят?

— Ну уж нет, Жики, сама смотри. Вдруг они там… не спят?

— Скажите пожалуйста, не спят… Bon, поздно уже. Иди к себе.

— А ты?

— Я еще посижу, подумаю.

— А как же Серж?

— Я уже распорядилась, его ищут. И я продолжаю ему звонить.

23.30, Париж, Берси

Напротив дома на улице Шароле, на приступочке у стены, дремал клошар. Он расстелил в нише газетку, и, укутавшись в шотландский плед, казалось, полностью отключился от происходящего вокруг. На самом деле происходило мало чего, но эти мелочи стоили пристального внимания.

Около полуночи к дому подъехал фургон, и оттуда, озираясь по сторонам, выскочили трое мужчин. Они нырнули в подворотню, ведущую к черному ходу. Не прошло и десяти минут, как они появились вновь, с тяжелым тюком, который, не особо церемонясь, забросили в машину. И вновь исчезли в арке, чтобы спустя четверть часа вернуться с еще большим грузом, который отправился вслед за первым. После этого погрузились в фургон и уехали.

— Катафалк подан, — пробормотал клошар. — Однако, теперь можно пойти поспать в человеческих условиях. Если принесет кого нелегкая, то будем считать, ему не повезло.

Но не успел он перейти улицу, как будто услышав его тихую угрозу, на противоположной стороне появилась женская фигурка. Она опасливо озиралась вокруг, словно ожидала нападения.

— Черт! — ругнулся он. — Какого лешего ее сюда принесло?

Девушка задрала голову, рассматривая балкон мансарды. Чистильщики позаботились закрыть дверь и погасить свет — хватит у нее ума, чтобы понять — не стоит туда соваться? Нет, скорее всего, не хватит.

Он поднялся, и тоже оглянувшись, на всякий случай по сторонам, отправился к ней наперерез, не сняв с головы клетчатого пледа: — Эй! — окликнул он ее.

— Sod off, fucking dosser[501] — зарычала она.

— Shut up![502] — откликнулся он, хватая девушку за локоть так крепко, что она не могла вырваться.

— Ты зачем сюда притащилась? — прошипел он.

— Джош?! — ахнула она. — На кого ты похож?

— На нашего друга Жак-Ива? — ухмыльнулся он. — Это хорошо.

— Послушай, это все не шутки. Бабка Баса настроена серьезно.

— Мне плевать.

— Я должна тебя предупредить…

— О'Нил, я сейчас засну стоя, как лошадь. Пойдем домой.

— Пойдем, — кивнула она. — Но обещай, что ты меня выслушаешь.

— Непременно…

Едва они поднялись в мансарду, он рухнул на диван и с наслаждением вытянул ноги: — Давай, говори…

— Старая ворона решила тебя выдать московской полиции, — торопливо заговорила девушка. — Ты должен бежать — и немедленно! Ты меня слышишь??

Но он уже спал, укрывшись тем же пледом: — Твою мать! — воскликнула она, но, глядя на его измученное лицо, вздохнула:

— Ладно, спи… Завтра расскажу тебе… Подвинься!

Утро, Рамбуйе, Иль-де-Франс

Изабель в оцепенении стояла у окна, не отрывая взгляда от подернутых густой зеленой дымкой платанов. Садовник уже запустил небольшой фонтан и брызги, разлетавшиеся от его упругих струй, искрились в лучах рассвета. Сквозь журчание, однако, Изабель различила нарастающий гул мотора, слишком оглушительный, чтобы принадлежать даже ее «Майбаху». Гул становился все сильнее, перекрывая все остальные звуки, в том числе и телевизор — Изабель вновь слушала новостной канал France 5, в надежде, что сообщат что-нибудь о вчерашнем убийстве на Понт Неф.

— Мадам, на площадку опустился вертолет, — доложила горничная.

«Явился, — усмехнулась про себя Изабель. — Что-то он долго на этот раз».

— Изабель.

— Франсуа.

Вежливый обмен кивками и натянутыми улыбками — уголки губ у обоих просто приподнялись — словно кто-то дернул их за невидимые ниточки.

— Чем обязана, ваша светлость?

— Я пришел, чтобы задержать вашего оруженосца.

— Который из моих оруженосцев удостоился чести быть задержанным самим маршалом?

— Арман Лефевр.

— Ах, Арман! А его нет. Я его отослала с поручением.

— С каким поручением?

— А вот это — не ваше дело, маршал.

— Боюсь, мадам, вы ошибаетесь.

— Как ты холоден со мной, Франсуа, — Изабель подплыла к Альба совсем близко, так, что он почувствовал исходящий от ее волос аромат Voi de Nuit[503] — Ночной полет, или Ночной воришка — это как трактовать… Изабель тем временем обвила его шею — словно вьюн оплелся вокруг дерева. Он осторожно, но твердо освободился от ее рук: — Изабель, мне нужен твой оруженосец.

— Он уехал.

— Куда?

— Хочешь кофе, Франсуа? Роже приготовит для тебя великолепный кофе по-венски, как тебе нравится.

— Роже? Он все еще работает у тебя?

— Конечно, как же иначе? Ну, хочешь кофе?

— Нет, Изабель, мне не до кофе. Ты не в курсе, что твой оруженосец — опасный преступник?

— Не может быть, — Изабель стала серьезной. — Это невозможно. Мои оруженосцы проходят тщательный отбор.

— Тем не менее.