Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

Он явственно ощутил чье-то присутствие за спиной. Сергей оглянулся — никого. Он вновь устремил отрешенный взгляд на текущую под мостом Сену. «Ты не можешь меня любить, какой я стала. В моей душе черным-черно, в ней не осталось ничего светлого. А тело мое осквернено и унижено — стоит ли о нем вообще говорить». Так она сказала ему несколько лет назад, когда ему казалось, что надежды на ее любовь нет никакой. «Понимаешь ли ты, в каком аду я живу последнее время? Видеть тебя так близко и не сметь приблизиться». Его страстные слова тогда проникли все же в сердце Катрин, растопив осколок бесчувственного льда. Он, Булгаков, все же получил ее — мечту всей жизни, и он чувствовал себя триумфатором, вернувшимся с победой из долгого изнурительного похода. Как наивен он был, как заблуждался!

Черт, снова неприятное чувство, что кто-то буравит взглядом ему спину. Сергей вновь оглянулся — краем глаза зацепил какое-то странное мельтешение. Он машинально просканировал ближайшее окружение: пара влюбленных обнимается на соседней каменной скамье, в двух шагах справа японцы фотографируют конную статую какого-то короля, еще чуть поодаль — одинокая мужская фигура в анораке, с надвинутым на лицо капюшоном… Слева, на гранитный парапет, уселся молодой парнишка, совсем мальчик и, похоже, курит травку — до чуткого носа Булгакова доносится характерный запах. Ну надо же, ничего не боятся, эти французы… «А ты стал параноиком», — сказал он себе.

«Посмотри мне в глаза, — с нежностью шептала Катрин в то утро — самое счастливое утро его жизни. — Посмотри мне в глаза… Неужели там только привязанность к другу?» «Как я мог так ошибаться…» Да нет, оказывается, он вовсе не ошибался! Они так и не стали родными людьми — Катрин отторгала мужа, как кровь неподходящей группы, как донорскую почку, которая не прижилась. И душа ее, распознавая его, Булгакова, как чужеродный ген, сопротивлялась ему, умирала с каждым днем, с каждой минутой, пока в итоге не почернела от безнадежной тоски. «Я тебя ненавижу! Ты высокомерный, равнодушный эгоист!» — вот здесь Катрин была кристально честна — и перед собой, и перед ним. Наконец-то! Если бы можно было вернуться в то ноябрьское утро, когда все еще можно было остановить…

«Ш-ш, — услышал он за спиной. — Не двигайся. Шевельнешься — умрешь». Несмотря на угрозу, Булгаков все же повернул голову налево — единственное, что он успел рассмотреть — уродливый шрам на половину лица, и голубой глаз, показавшийся ему до боли знакомым. Человек быстро надвинул капюшон поглубже на лицо, — «Я же сказал — не двигайся!» Булгаков опустил взгляд — узкий стальной клинок сверкнул в последних лучах заходящего солнца — сейчас будет нанесен удар — в бок, снизу вверх. Но он еще успеет зажать запястье, несущее смерть — опыт морского пехотинца позволит ему опередить убийцу.

«Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!» — он так ясно услышал голос жены. И не сделал ни малейшего движения, чтобы уклониться от смертоносного удара.

22.00, Рамбуйе, Иль-де Франс

Она металась по огромному дому, как мечется плененный, запертый в клетку зверь. Охваченная гневом, Изабель пыталась убедить себя, что все еще можно исправить, что Сергей просто испугался, что нужно всего лишь подождать — и он все поймет — словом, говорила себе все то, что говорят брошенные женщины. Но жестокая мадам Магистр, в руках которой сосредоточенна огромная, практически неограниченная власть, иронически усмехалась: «Что там понимать? Тебя бросили, как ненужную вещь, тебе предпочли безродную русскую шлюху, которая не умеет по достоинству ценить счастье, которым одарила ее судьба». «Господи, да что он в ней нашел?» На этот сакраментальный вопрос мадам Магистр презрительно кривилась: «Он? Что они все в ней нашли?.. И Серж, и Гарретт, и… Жики. Проклятая, проклятая…» Поток невыносимых отчаянных мыслей прервал звонок:

— Мадам Магистр? Я решил одну проблему.

— Что? О чем ты говоришь?

— Та женщина больше вас не побеспокоит. Она совершенно случайно отравилась газом.

— Совершенно случайно? — Изабель почувствовала, как заколотилось сердце.

— Конечно, случайно. Не сомневайтесь.

— Девочка у тебя?

— Разумеется. Она здорова, все хорошо. В монастыре за ней хорошо ухаживали. Немного испугана — и только.

— Немедленно вези ее ко мне.

— Стоит ли, мадам Магистр? Может, я…

— Твоего мнения никто не спрашивает. Вези, сказала.

— Слушаюсь.

Изабель остановилась перед камином. В нем жарко потрескивали сухие дрова. Изабель любила, чтобы камин топили именно дровами. К черту угли — от них нет такого чудесного запаха, совершенно мертвая субстанция… Итак, эта мерзавка по имени Катрин, мертва. Отлично. А самое главное — она, Изабель, не при чем. О господи…

— Антуан!!! — закричала она в трубку.

— Да, мадам Магистр!

— Мой приказ в отношении мсье Булгакова… Он выполнен?

— Мадам, я отправил исполнителя два часа назад.

— Отзовите немедленно.

— Боюсь, это сложно.

— Почему? — голос Изабель внезапно сел.

— Потому что исполнитель давно должен был выполнить приказ. И у него выключен звук на телефоне.

— Делай что угодно, но останови его.

— Мадам Магистр, — Антуан, казалось, растерялся. — Это не в моих силах. Я даже не знаю, где он.

— Отследи по телефону.

— Я попробую, конечно, но гарантировать ничего не могу.

— Антуан, тебе не поздоровится, если с мсье Булгаковым что-то случится.

— Слушаю, мадам.

— Я жду девочку.

— Я уже в пути, мадам. Буду через полчаса.

— Не заставляй меня ждать!

Отлично, Сейчас привезут этого ребенка и она, Изабель, получит еще один шанс. Магистр открыла бар и налила себе рюмку пятидесятипятиградусного шартреза. Любимый ликер ее крестной, Жики Перейра. Как же она ненавидела старую тангеру! Ненавидела за то, что та видела ее насквозь — даже бабка Моник, иссохшая мумия, которой уже давно было пора уйти на покой и уступить место ей, молодой и активной Изабель, не изучила ее до конца. А Жики… Жики… в глазах старой тангеры иногда мелькала неуловимая тревога: «Правильно ли я поняла тебя, дорогая?..»

Изабель махом отправила в себя шартрез и он остро обжег ей горло. Мадам де Бофор закашлялась. Ну, когда уже приедет Антуан?.. Она включила телевизор — новостной канал. Как оказалось, очень вовремя.

«На мосту Неф произошло убийство. На глазах множества парижан и туристов в Сену упал мужчина. Несколько человек стали свидетелями того, что его туда толкнули, но никто не смог толком описать убийцу. Вероятно, перед этим жертву каким-то образом обездвижили, или он просто не умел плавать — иначе не объяснить тот факт, что он не попытался спастись из холодной воды. Очевидцы на мосту сообщили прибывшим полицейским, что жертва убийства, скорее всего, иностранец, так перед этим он обругал бездомного, клянчившего у него деньги, на каком-то иностранном языке».