Рыбари и Виноградари - Михаил Харит

— Похоже, дед тронулся, — сочувственно заметил Андрей. — Я видел, он грыз рыбью голову.

— Что происходит? — негромко поинтересовался Максим у Софии, понимая, что после Раби-Йоси она здесь главный авторитет в области традиций Израиля.

— В Новый год полагается трубить в рог, — вспомнила Соня.

— Что-то вроде фейерверка в России, — догадался Максим.

Оттрубив ещё минут пять, счастливый Раби-Йося сошёл с камня:

— Новый год наступил! Бог даровал нам жизни! — Он отряхнул брюки, к которым прилипло несколько кусочков моркови, воздел руки долу и провозгласил: — Грядёт Судный день. Откроем сердца Господу…

София чувствовала: происходит что-то неправильное, даже по критериям её фантастического мира. Причём совсем не вдруг. Словно безумие окружающего мира всё дальше отползало от своей нормы, стараясь делать это незаметно. Всё потихоньку менялось.

Неправильность окружала их и просачивалась изо всех щелей медленно рвущейся реальности.

Соня родилась в Израиле, куда её родители эмигрировали из СССР в начале 80-х.

Новых граждан отвезли в городок, только что выстроенный в безжизненной пустыне. Несколько десятков двухэтажных многоквартирных домов сиротливо жались друг к другу, будто они тоже растерянные эмигранты. Вокруг ни травинки, ни кустика. Ветер без конца подметал пыльные улицы, гоняя песок, обрывки обёрточной бумаги и куски верёвок с одной стороны на другую. Чужой непривычный мир настораживал только взрослых. Появившиеся довольно скоро малыши чувствовали себя здесь вполне комфортно. Они не знали, что такое мягкая зелёная трава. Они никогда не видели леса, густой пены мха в тенистом хвойнике. Зато, проехав всего двадцать минут на коленях мамы в весёлом галдящем автобусе, можно было оказаться у моря. Там добрые волны щекотали своими мокрыми поцелуями. А ветер пах не только тончайшей песчаной пылью, но и морской солью, разноцветными ракушками, спутанной бородой водорослей и стремительными стайками серебристых рыбок.

Первые слабенькие саженцы сажали все вместе — взрослые и дети. Крохотная Соня в розовых штанишках и оранжевой рубашечке пластиковым детским совочком с восторгом скребла каменистую субстанцию, которую здесь называли почвой. Девочка не знала, что земля бывает чёрного цвета, мягкая, рыхлая. Ей нравилась пустыня цвета мёда с молоком.

Однажды она увидела чудо. Кто-то из взрослых принёс ящики. В них сидели мясистые зелёные пальцы с яркими красными звёздами, похожими на нарисованное и раскрашенное цветными карандашами солнце. Соня осторожно дотронулась: вдруг укусит или обожжёт. Чудо было живое, нежное и мягкое.

— Это цветы, — объяснила мама, у которой почему-то текли слёзы из смеющихся глаз.

Когда Соне исполнилось три года, во дворе каждого дома уже красовались яркие клумбы и трепетали нежными веерами молодые пальмы. Жизнь налаживалась.

Даже их крохотная квартира стала огромной, потому что папа обустроил чердак. Новую комнату отдали дочке. Соне нравился запах свежих досок, уютный продавленный диван, торшер с жёлтым абажуром и, конечно, книжные полки, кренившиеся на правый бок, отчего томики норовили упасть и прилечь, будто устали от долгого стояния. Ещё бы, ведь книжки были немолоды, приехали из далёкой России, как единственное богатство мамы. Она с удовольствием читала сказки на русском языке дочурке на ночь. Иногда мама плакала, совершенно в неподходящих по смыслу местах. Тогда Соня обнимала её, и они вместе засыпали.

Девочка рано научилась чтению, и волшебная библиотека стала тропинкой в Страну Чудес.

Многие знакомые казались персонажами сказок. Например, подруга Марианна — вылитая Мальвина. У неё и воздыхатель был — маленький Яша, безнадёжно влюблённый в Марианну с трёх лет. Яша был бледный, тощий и несчастный — настоящий Пьеро.

Во снах книги оживали, но уже на особый лад.

Сестрица Алёнушка со слезами в глазах просила:

— Поговори с братцем, чтобы не пил. А то, как выпьет, сразу козлом делается. Спасу нет! В деревне уже все мужики превратились. Ведьма проклятая заклятье на них наложила.

— Что колдовство с людьми делает! — ужасалась Соня.

Часто снился поэт и любитель мёда Винни-Пух.

— Оставь в покое телефон, — просила она медвежонка.

— Почему он называется «сотовым»? — ворчал тот, пытаясь разобрать аппарат. — Кстати, написал новые стихи:

Он стоял, опустив лапки и скромно потупив мордочку, но ушки навострил, ожидая похвалы.

— Великолепные стихи, — искренне восхищалась девочка.

Иногда сны бывали страшными. В одном из таких кошмаров она узнала, что на вопрос «Кто-кто в теремочке живёт?» иногда лучше промолчать.

Но однажды произошло невероятное. Произошло буднично, как случается большинство чудес в нашей жизни. В то утро мама затеяла уборку. Натужно гудел старенький пылесос. Его лёгкие были давно забиты пылью, и время от времени он сипло кашлял, как сосед дядя Сёма.

Соня поливала цветы, которые плотной шеренгой стояли на подоконнике в глиняных горшочках. Те благодарно кивали нарядными головками. И вдруг заметила рядом с собой девочку, одетую в не по размеру большое ситцевое платье, когда-то имевшее синий цвет, замусоленный передник и деревянные башмаки.

— Ты кто? — изумлённо спросила Соня.

— Золушка.

— Настоящая?

— Конечно.

Почему-то Соня сразу поверила странной девочке.

— Кушать хочешь? — спросила она, заметив печальный взгляд гостьи, брошенный на кухню. Там варился и благоухал петрушкой и укропом куриный суп.

— Некогда. Мачеха заругает, если заметит, что меня нет. Послушай, твоя мама засосала в пылесос своё обручальное кольцо.

— Которое уже второй день ищет? — ахнула Соня.

— Да. Вечером заскочу, поболтаем.

— С кем ты разговариваешь? — мама удивлённо глядела на дочь, устало вытирая лоб тыльной стороной руки.

Соня повернулась и восторженно объявила:

— К нам в гости пришла Золушка.

Она перевела взгляд на новую подругу. Но никого рядом не оказалось.

— Замечательно, — согласилась мама. — Может быть, она поможет тебе с уборкой. Кое-кому следует привести в порядок свою комнату. Вдвоём будет веселее…

— Но она же ушла, — разочарованно сказала Соня.

— Тогда придётся убирать одной, — в голосе мамы появилась строгость.

— Пылесос съел твоё кольцо! — отчаянно выпалила девочка.