Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

лампу и стала приготовлять чай, не без любопытства рассматривая свою гостью.

Пышные волосы с проседью обрамляли ее еще свежее симпатичное лицо с живыми, голубыми глазами. По всему внешнему ее виду можно было заключить, что она небогата, вернее всего вдова.

Она заговорила первая просто и непринужденно.

– Я пришла к вам от г-на Lencelet. Он иногда посылает меня к своим больным. Так и теперь он сказал: Marie – есть у меня одна пациентка – молодая девушка – сходите к ней… Вот я и пришла.

Она ласково взглянула на меня, и лицо ее осветилось доверчивой детской улыбкой.

И я невольно улыбнулась ей в ответ.

– Вы очень добры.

– О, полноте. Я вполне понимаю, как ужасно быть больной на чужой стороне. Но вы главное – ободритесь. Не падайте духом, не поддавайтесь печальным мыслям, и тогда у вас легче будет на душе. Вы студентка?

– Да.

– Вы знаете библиотеку Св. Женевьевы?

– О конечно.

– Я тоже там бываю.

– Что же вы там изучали? – спросила я осторожно, не без некоторого недоумения, так как по внешнему виду моей гостьи уже никак нельзя было думать, что она студентка или писательница, – а почти все немногие женщины, посещающие эту библиотеку, принадлежат именно к этим двум классам.

– А мне нужны были книги и словари… я изучала дагомейское наречие.

– Это зачем же? – от всей души изумилась я.

– Знаете ли, на выставке была колония – des petits nègres de Dahomey49. Я с ними познакомилась и в течение шести месяцев выставки бывала у них ежедневно. Это было очень интересно. Сначала мы не могли разговаривать, а объяснялись просто жестами. Потом они выучили меня говорить несколько слов по-ихнему, потом я догадалась – сама пошла в библиотеку Св. Женевьевы, спросила там словари и грамматику… так и научилась немножко, чтобы понимать их. Я приходила к ним в колонию с работой, садилась, – около меня собирались женщины и дети. Я учила их шить, вязать, рассказывала им священную историю… Ах, как они меня любили! Вы себе представить не можете, как нам жаль было расстаться! Они звали меня к себе в Африку, обещали отвести самое лучшее жилище, только бы я приехала.

Я с интересом смотрела на добрую даму. То, что она говорила, было так просто и… оригинально. Сколько народу бывало на выставке, и вот нашелся человек, который увидел в неграх не простой выставочный материал для зрелища, а существо с живыми человеческими интересами.

«Скрыл Бог от премудрых и открыл младенцам», – вспомнилось мне когда-то и где-то читанное изречение. Эта простая женщина бессознательно давала дикарям тот свет цивилизации, которым так любят оправдывать колонизаторы свои вторжения со штыками и пушками в дебри Африки. И я живо, всем сердцем чувствовала в этой женщине ту непосредственную доброту, сердечность, которой так часто не хватает умным, ученым людям – и мне стало отраднее и легче на душе. А она продолжала:

– Да вот, что хотите, – mais ils sont très sympathiques tout de même ces petits nègres50. И я к ним очень, очень привыкла, и ужасно жалею, что они уехали.

Она вздохнула и замолчала.

– Отчего же бы вам к ним не съездить? – пошутила я.

– Ах, что вы! это невозможно! Такое путешествие… и дорого, и боюсь я моря…

Тем временем большой чайник вскипел на спиртовой лампочке, и я предложила ей чаю.

– Oh, comme c’est bon, – le thé russe!51 Наш французский чай никуда не годится в сравнении с вашим! Он дорогой здесь, в Париже, и к сожалению, не всем доступен…

– Вы здесь живете одна? – наконец решилась я спросить, считая неловким и неудобным расспрашивать, кто она такая, откуда и чем она занимается.

– О, нет. У меня есть дочь – четырнадцати лет. Очень веселая и добрая, – учится в школе. Ее зовут Жанна. Я, знаете ли, даю ей религиозное воспитание – это такая опора для женщины.

Мне всегда был ненавистен подобный взгляд на религию. Наша мать, сама не верующая ни во что, кроме денег – держалась его с нескрываемым цинизмом, насильно посылая нас, дочерей, когда мы были детьми, в церковь, предоставляя сыновьям полную свободу совести. Но эта женщина была трогательно наивна в простоте и доброте души своей. И я спросила только:

– Почему же?

– Потому что жизнь женщины более трудна; ей нужна опора, поддержка, утешение… Все это она находит в религии. К счастью, у моей Жанны прекрасный веселый характер, она всегда и всем довольна. Мы живем с ней в двух комнатах. Одна гостиная, другая спальня. Вот и теперь – приду от вас – как приятно сознавать, что ляжешь в теплую нагретую постель.

– Чем же можно нагревать постель? – удивилась я.

– А кувшинами с горячей водой. Видали вы такие белые глиняные? Мы кладем их в ногах… вот постель нагревается.

Я не могла удержаться от смеха. Здесь так холодно в домах зимою, такая отвратительная система топки: камины вовсе не нагревают комнаты, тепло только пока топишь, печки выдвижные – немногим лучше. Все мерзнут зимою, и эти усилия нации во что бы то ни стало согреть хоть постель – казались мне такими смешными.

– Однако я долго у вас засиделась, – сказала добрая дама, поднимаясь с места. – Уже скоро десять. Мне еще минут двадцать ходьбы до дому.

– Далеко вы живете?

– Нет, – тут на Avenue d’Orléans, позвольте я вам напишу свой адрес – M-me Blanchard – 5 Rue Brézin – написала она неверным детским почерком.

– Если что вам понадобится – напишите… Ну а теперь спать пора… bonsoir mademoiselle52.

– Bonsoir, madame53.

Посещение этой дамы, действительно, как-то развлекло меня, и стало легче на душе.

7 января

Сегодня на лекции в Collège de France, в узком коридоре, среди массы публики, мне бросилась в глаза фигура высокой, стройной красавицы. Я узнала ее. Это была Сорель.

Помню, как четыре года тому назад, будучи уже на последнем курсе, – она вошла в нашу аудиторию первого курса, и мне показалось, точно сильный солнечный луч осветил ее. Мы тогда же познакомились. Потом она кончила, и я не теряла ее из виду; недавно слышала от кого-то, что она вышла замуж за журналиста Сорель. И теперь мы встретились здесь. Я нерешительно подошла к ней.

– Здравствуйте, Сорель, узнали меня? Мы были вместе на курсах.

Она приветливо улыбнулась.

– Как же, как же, помню… только фамилию вашу забыла.

– Дьяконова.

– Давно вы приехали сюда? Куда поступили?

– Около двух месяцев; поступила на юридический факультет.

– И я тоже думаю, на будущий год. Теперь у меня ребенок, сама кормлю, некогда. Заходите к нам, пожалуйста, вот адрес.

И Сорель написала