Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Хорошо, все нормально.

Я замечаю, что по ее лицу промелькнула тень.

– Точно?

– Да, конечно. – Она открывает сумочку и передает мне папку. – Это результаты сегодняшнего УЗИ. Выросла на десять процентов, она в изумительной форме.

– Хорошо, я счастлив.

Я просматриваю листы, вчитываюсь в показатели, рассматриваю снимок этого крошечного тельца и, захваченный образом того прекрасного, что мы с ней создаем, я даже не замечаю грусти, которая внезапно меня охватывает.

Джин бродила весь день, пытаясь смириться с этой болью, пытаясь найти кого-нибудь, с кем разделить отчаяние от этого открытия. Элеонора отвечает на звонок, даже не посмотрев, кто это.

– Эле, что делаешь?

– Джин! Какой сюрприз! Ничего, я только что вернулась домой.

– Выйдешь?

– А ты где, внизу?

– Да.

– Уже иду.

Элеонора мгновенно спускается вниз, выходит за ворота. Она смотрит на Джин, молча вглядывается в нее, не очень понимая, что думать. А потом произносит какие-то пустые слова – чтобы просто начать разговор.

– Ну и как?

– Да ничего.

– Не говори мне: «Я проходила мимо», а не то я на тебя наброшусь! Джин отвечает слабой улыбкой.

– Я боюсь.

– Чего?

Джин молчит, а потом понимает, что у нее не получается, не получается это сказать.

– Может, из меня не выйдет хорошей мамы.

Элеонора качает головой.

– Послушай, если уж из тебя не выйдет хорошей мамы, то я-то, самое большее, смогла бы ухаживать за рыбкой. Да и то – я даже не уверена, что не утопила бы ее.

Они обнимаются, и Джин ей шепчет:

– Будь всегда со мной рядом.

– Всегда. Даже если иногда по вечерам я буду выходить с неким Маркантонио.

Джин отходит от нее в сторону.

– Вот это да! Как же я счастлива! Вы уж постарайтесь продлить это «иногда»! Вы идеальная пара, те двое вам совсем не подходили… А они как, уже встречаются?

– Нет. Такое бывает только в кино. Он вернулся к бывшей, а она, я думаю, теперь со своим одноклассником.

Они продолжают болтать в том же духе, время от времени шутя. Джин смеется, но исподтишка смотрит на подругу; на самом деле она испытывает невероятную печаль. «Я не могу поговорить с моей лучшей подругой, не могу рассказать ей о моей проблеме, не говорю ей ничего, продолжаю смеяться, но мне так хочется плакать…»

Позже Джин заходит к своей матери.

– Эй, а ты тут что делаешь? Я услышала, как поворачивают ключ, и подумала, что это твой отец вернулся раньше.

– Нет, нет, это я, мне еще разрешено пользоваться ключами, не правда ли? Мне дали это разрешение, когда мне было четырнадцать. Разве у меня их отнимут?

– Ну конечно, ключи твои, и я их никогда у тебя не отниму.

Услышав эти слова, Джин делает усилие, чтобы не заплакать, и тут же понимает, насколько она слаба. Тогда она переводит разговор на другое и притворяется:

– Мне нужно кое-что забрать в комнате…

Она уходит по коридору, исчезая из поля зрения матери, а потом, восстановив душевное равновесие, возвращается, улыбаясь.

– Ну как, все в порядке?

– Да, я искала вот это. Я помню, что она была тут, и мне захотелось ее прочитать.

И она показывает матери книгу «Три комнаты на Манхэттене» Жоржа Сименона.

– Хорошая книга, мне тоже понравилась.

– У Стефано нет ни одной из моих книг, и я думаю как-нибудь забрать их все отсюда. Думаю, справедливо, чтобы эта библиотека была и немного моей.

– Ну конечно.

Джин идет к двери и, удаляясь, думает: «Если я не расскажу об этом своей матери, то кому я смогу сказать?» Однако в то же самое мгновение она сама себе дает ответ: «Ты знаешь, что бы она тебе сказала. Она бы сказала, что нужно начать лечение. Она не хочет потерять свою дочь так же, как и ты не хочешь потерять свою». И тогда Джин чувствует себя сильнее и, взяв себя в руки, оборачивается.

– Пока, мама. Мы скоро придем ужинать вместе. Ты не против?

– Ну конечно.

И Джин, улыбаясь, выходит из квартиры. Франческа несколько секунд смотрит на закрытую дверь, надеясь, что дочь ей не солгала, что все в порядке, что у нее нет проблем со Стефано. А потом вздыхает и возвращается на кухню.

Джин входит в лифт, нажимает на кнопку, двери закрываются, и она смотрит на себя в зеркало. «Ну что ж, в одном можно быть уверенной: теперь я актерствую гораздо лучше». Потом она решает поездить на машине по городу, без всякой цели. Она включает радио и поет, пытаясь объезжать светофоры. Всякий раз, когда ей приходится останавливаться, она чувствует на себе чьи-то взгляды, кто-то на нее глазеет. Тогда она смотрит вперед и продолжает петь. Играет песня Васко Росси, которая как нельзя кстати. Джин поет во все горло: «Я хочу найти смысл в этой жизни, даже если у этой жизни смысла и нет». И внезапно, громко пропев эти слова, она останавливается и начинает плакать. «Почему именно со мной, почему именно сейчас?» Она чувствует себя очень одинокой, у нее не хватает смелости доверить кому-нибудь свою боль. Ей бы хотелось, чтобы ее обняли, помогли, чтобы ей не приходилось выбирать. Может, именно это и смущает ее больше всего – думать, что она могла бы изменить ситуацию, что могла бы принять другое решение… «Но я люблю Аврору, я люблю Аврору больше всего на свете. И я уверена, что все будет хорошо, потому что Бог не может…»

– Джин!

– А?

Внезапно она словно просыпается и видит, как я на нее смотрю, я рядом, я ей улыбаюсь.

– О чем ты думала? У тебя было такое странное лицо… Сначала ты была напряжена; казалось, что ты обдумываешь какую-то проблему, а потом, наконец, улыбнулась, словно нашла идеальное решение.

Джин гладит меня по лицу.

– Да, так оно и есть.

– А ты уверена, что все в порядке?

– В полнейшем.

– Ты не против, если мы сегодня вечером выйдем в люди? У меня приглашение; вечеринка в честь нового канала телекомпании «Фокс».

– Нет, спасибо, я немного устала, сегодня у меня был тяжелый день. Ты помнишь, что я начала работать в этом бюро? Я еще не привыкла.

– Хорошо, как хочешь, я пойду в душ.

Джин допивает сок. «Мне и правда нужно идти в бюро; на работе мой ум будет занят, и, самое главное, доктор Фламини прав: душа должна быть спокойной и жизнерадостной, душа способна нас излечить».

Лоренцо входит в дом.

– А вот и я, я пришел.