Екатерина Великая. Портрет женщины - Роберт К. Масси

был ли он отцом неродившегося ребенка. Павел начал стонать, плакать, а затем пришел в ярость. Стал требовать, чтобы Андрея сослали в Сибирь, однако императрица, преданная отцу Андрея, отказалась и велела Разумовскому немедленно покинуть столицу. Опустошенный, едва не лишившийся рассудка Павел согласился со всеми решениями матери. Он был готов немедленно жениться вновь, как только пройдет время официального траура. Гримму Екатерина писала: «Я не теряла время и тут же предприняла меры, чтобы восполнить потерю и развеять печаль, переполнявшую всех нас. Пусть мертвые остаются с мертвыми, мы должны думать о живых».

Екатерина была сильно огорчена из-за смерти Натальи, но не потому что она потеряла невестку, а потому что лишилась внука. В своем письме фрау Бильке она описывала случившееся с полнейшим отсутствием сочувствия: «Поскольку она не смогла родить живого ребенка, мы больше не должны думать о ней». Самым важным для нее было поскорее найти замену умершей жене великого князя. Судьба династии и всей империи была поставлена на кон: государь должен обеспечить династию наследником. В день смерти Натальи Екатерина уже обдумывала возможную замену.

65

Павел, Мария и наследование

Тремя годами ранее Екатерина рассматривала в качестве главной кандидатуры в невесты Павла принцессу Софию Вюртембергскую. Но София была исключена из списка кандидаток, поскольку ей в ту пору еще не исполнилось пятнадцати. Теперь Софии было почти семнадцать, и она полностью отвечала требованиям Екатерины: немецкая принцесса из аристократического, но довольно скромного рода, одна из девяти детей в семье: трое сыновей были высокими и сильными, шесть дочерей – красивыми и широкобедрыми. Присутствие в Санкт-Петербурге Генриха Прусского позволяло Екатерине быстрее достигнуть намеченной цели. София Вюртембергская являлась внучатой племянницей Фридриха II и принца Генриха, а Павел идеализировал Пруссию и прусского монарха. Екатерина надеялась, что принц Генрих поможет убедить ее безутешного сына жениться на родственнице своего героя. Генрих, зная, что его брат всегда стремился укрепить связи с Россией, послал письмо Фридриху с самым быстрым гонцом.

Фридрих делал все, чтобы понравиться Екатерине и посодействовать ей. Он уговаривал Софию и ее родителей согласиться на брак, подчеркивая политические преимущества для Пруссии, а также потенциальную финансовую выгоду для дома Вюртембергов. Он заметил, что Екатерина обещала обеспечить приданым всех трех дочерей Вюртемберга. Однако существовало одно препятствие: София уже была помолвлена с Людвигом, принцем Гессен-Дармштадтским, приходившимся братом недавно умершей Натальи и свояком Павлу. По приказу короля помолвку расторгли, и, получив от Екатерины обещание получать жалованье, а также руку другой дочери Вюртемберга, принц Людвиг успокоился.

Следующим шагом стало устройство встречи между предполагаемыми женихом и невестой. Фридрих пригласил Софию в Берлин, куда должен был приехать и Павел, чтобы встретиться с ней. Этот план устраивал всех. Путешествие за границу должно было отвлечь Павла от мыслей о смерти Натальи и мучившем его оскорблении, которое нанесло ее предательство. Более того, перспектива поездки в Берлин, судя по всему, нравилась молодому вдовцу, никогда прежде не покидавшему свою страну. Возможность встретиться с Фридрихом II служила дополнительным стимулом.

Путешествие в Берлин началось 13 июня 1776 года. Вместе с Павлом в большой, удобной карете сидел принц Генрих. В отсутствие Павла Екатерина часто ему писала, хвалила его письма и волновалась за его здоровье. По ее совету Павел изучал провинциальную администрацию, военные гарнизоны и коммерческие предприятия, попадавшиеся ему по дороге до границы. Она ответила на хвалебный отзыв Павла по поводу порядка и благообразия Ливонии следующими словами: «Я надеюсь, что со временем основная часть России не будет ни в чем уступать… [Ливонии], ни в порядке, ни в хороших манерах, и что случится это при вашей жизни». Пока Павел путешествовал, Фридрих коротко рассказал Софии Вюртембергской о русском дворе, как прежде он рассказывал о нем Софии Ангальт-Цербстской тридцать два года назад. Как и в случае с Софией, он подчеркнул, что переход из лютеранства в православие является лишь незначительной уступкой в решении государственных дел.

Когда Павел доехал до Берлина, Фридрих постарался произвести впечатление на двадцатитрехлетнего великого князя. Павла встречали салютом из пушек, он проезжал под триумфальными арками, между выстроившимися в два ряда солдатами. В его честь устраивались приемы, обеды, балы. Немногие могли похвастаться таким же мастерством в искусстве лести, как король Фридрих. Павел, привыкший играть незначительную роль при дворе матери, теперь вдруг оказался обласканным вниманием и почтением великого Фридриха. Впервые в жизни ему были оказаны почести как наследнику великой империи. «Ничто не может превзойти внимание Его Прусского Величества, оказанного великому князю, а также усилия, которые он принял, чтобы очаровать его и угодить ему», – писал британский посол в Берлине. Павел купался во внимании, которое лишь утвердило его суждение о том, что король Пруссии являлся величайшим человеком и монархом в Европе. Он писал своей матери, что уровень цивилизации в Пруссии на два столетия опережает Россию.

Но не только оказанный Павлу в Берлине прием укрепил его в решимости повторно вступить в брак, после первой же встречи с Софией он увлекся ею. София была высокой, светловолосой, цветущей, нежной и сентиментальной девушкой. А поскольку ее рекомендовал сам Фридрих, это вдвое усиливало желание Павла жениться на ней. Что до самой Софии, то она не протестовала, когда ее помолвка с красивым Людвигом Гессенским была внезапно расторгнута, и ее дяди Фридрих и Генрих предложили ей взамен маленького и менее привлекательного Павла. Какие бы чувства она ни испытала при первой встрече с Павлом, она с готовностью приняла нового жениха. «Великий князь очень добр, – писала она матери. – И очарователен».

Екатерине понравилось то, что Павел писал в своих письмах о приятной внешности и добром нраве Софии, о ее желании стать хорошей женой и готовности учить русский. Императрица послала свое благословение, но, желая сохранить полный контроль над происходящим, настояла на том, чтобы София оставила свою мать в Берлине и приехала в Россию одна. Она писала принцессе и хвалила ее желание стать «моей дочерью… Уверяю вас, что не будет и случая, когда я не смогу доказать Вашему Высочеству, насколько нежны мои материнские чувства к вам». Екатерина также подчеркнула, что хотела бы заключить брак как можно скорее. Она писала Гримму:

«Она должна приехать через десять дней. Как только она прибудет, мы сразу же займемся ее обращением в православие. Чтобы убедить ее, понадобится, думаю, около пятнадцати дней. Я не знаю, сколько времени уйдет на то, чтобы обучить ее разборчиво и связно читать, чтобы она могла произнести клятву на русском. Но чем скорее все будет сделано, тем лучше <…> Чтобы ускорить события <…> [секретарь кабинета] отправился в Мемель, дабы обучить ее алфавиту. По дороге ее исповедуют и