За двумя зайцами - Михаил Петрович Старицкий

Наталка.

Настя и Наталка входят разряженные, но по-мещански.

Настя. Добрый день! А Проня уже оделась?

Xимка. До свету еще!

Наталка. А где ж она?

Xимка. Да там где-то потащилась подолом двор подметать. (Выходит.)

Настя. А я, знаешь, не хотела и приходить после того вечера к этой фуфыре, да уж просила, боже мой, как!

Наталка. И меня тоже; даже старуха Серчиха приходила. Так я уж подумала, бог с ними! Ну и счастье ж этой Проне! И чем она взяла?

Настя. Кислым оком да длинным носом.

Наталка. А ведь правда! И где у него только глаза были?

Настя. Конечно, за деньги берет.

Наталка. Это она его приманила своими нарядами да брансолетами.

Настя. Брось, сердце! Разве ж она умеет толком прибраться? Понадевает, понадевает, что на куделю шерсть, да и выступает, как индюк, и все это на ней, как на корове седло.

Наталка. Именно, как на корове седло.

Настя. А из этих тряпок еще и рожа торчит, что за три дня не отполощешь!

Явление восьмое

Те же и Проня.

Проня (входит, важно здоровается). Здравствуйте вам.

Наталка. Ах, какой на вас наряд, глаз не отвести!

Настя. Чудо, чудо! У вас таки вкусу, что у той крали.

Наталка. Да какое модное!

Проня. В первом магазине на Крещатике шили.

Наталка. А к лицу-то как, хоть рисуй!

Настя. Вы сегодня очень красивые, ровно тот цветочек, что в веночке!

Проня. Мерси за комплиман.

Настя (Наталке). Не переложи в кутью меду.

Наталка (Насте). Да ну ее к черту! (Вслух.) Ой, родная моя маменька! Какой же у вас, Проня, брансолет, а сережки как горят, будто само солнце в дом заглянуло!

Настя. Настоящие?

Проня. А как же!

Явление девятое

Те же и Явдокия Пилиповна.

Явдокия Пилиповна (выбегает из кухни в чепчике и в длинной шали). Еще бы не настоящие, когда за ободок вот этот на руку, или как его, отдала двадцать два рублика, а за сережки аж семьдесят пять своими руками отдала!

Настя. Ого! Семьдесят пять!

Наталка. Ой, мама моя!

Проня. Таки не вытерпели, прибежали; еще Химку сюда приведите!

Явдокия Пилиповна. Как это, чтоб и теперь, когда самая пора, не похвалиться перед добрыми людьми? Нет уж, дочка, извините.

Проня. Охота! Диво какое, что золото или халмазы!

Явдокия Пилиповна. Как это не диво? Вон за ту материю, что на платье, позапрошлый год еще платила по три рубля!

Настя. Еще позапрошлый?

Явдокия Пилиповна. А как же, теперь за такую цену не купишь!

Проня. Вы бы, мама, пошли лучше на кухню заняться, нежели невесть что плести!

Явдокия Пилиповна. Да там уже все готово. А за другое платье шелковое заплатили аж по три с полтиной за аршин; уж такое дорогое, что — господи! Вот я вынесу. (Идет в комнату.)

Проня. Да что вы разохались, точно сроду не носили шелкового?

Настя и Наталка. Покажите, покажите, мы еще не видели!

Степан (за окном). За кого это Серки выдают дочку?

Голос. За какого-то цирюльника.

Степан. Неужто за Голохвостого? Иоська, значит правду говорил.

Явдокия Пилиповна (тащит целый ворох разных платьев). Вот поглядите, какие!

Настя. Чудо! Широкое и добротное! (Щупает.)

Наталка. Ой, какое красивое! Как шелестит!

Куча всякого народа толпой лезет к окнам, а кое-кто и в двери.

Проня. Мама, что это вы делаете? Поглядите на окна!

Явдокия Пилиповна. Ничего, пускай смотрят, какое приданое даем за дочкой, пускай знают все, что не поскупились! А вот, гляньте, зеленое адамашковое!

Настя. Шелковое или хлопчатое?

Явдокия Пилиповна. Шелковое, на два шестьдесят, да и то потому уступил, что сильно залежалая материя.

Проня. Вы уже невесть что, мама!

Явдокия Пилиповна. Чего? Ей-богу, правда!

Голос (за окном). Ну и зеленое же, что твоя мята!

Парубок (дивчине). Тебе бы к лицу!

Дивчина. А как же не к лицу: на тебя бы нацепить, так и ты бы на лягушку похож стал.

Смех.

Проня. Слышите, какую ярмарку завели?

Явдокия Пилиповна. Это пустое. Вот еще одно платье, желтое, из какого-то такого чудного, что и язык не вымолвит…

Проня. Из мухленталену.

Явдокия Пилиповна. Вот, вот.

Голос (из-за окна). Ой, мама моя, как жар. Аж горит…

Парубок. Вот бы мне, брат, на штаны!

Проня. Закройте окна!

Явдокия Пилиповна. Пускай смотрят: один день такой!

Проня. Тут скоро жених прибудет, а они расположились.

Явдокия Пилиповна (опять входит с ворохом белья). А вот поглядите, какие вышитые да тонкие платочки для носа.

Проня. Вы еще сорочки принесите!

Явдокия Пилиповна. И принесу, тут сраму нет: дело житейское!

Наталка. Ой, какие ж хорошенькие!

Парубок (из-за окна). Глянь! Глянь! Для доброго казака так некуда и чихнуть!

Мещанки (в дверях). Как раз твоему носу пристало!

Парубок. Да и у молодой же с добрую клюку!

Проня. Что ж это вы здесь шкандаль делаете! Напустили мужичья!

Явдокия Пилиповна (не слушая). А вот одеяло, шелковое, розовое, во Фроловском выстегали.

Настя. Славное! И большое какое!

Наталка. Тут и троих можно укрыть!

Мещанки (в дверях). Я б под такое забралась!

Парубок. Да и я, кабы попросили…

Проня. Этого я не могу уже выдержать! Уходите, мама, с вашим приданым! Химка, закрой окна да вынеси эти тряпки! Идемте, сестрички, от шкандалю в мою комнату.

Настя и Наталка. Идем, идем! (Уходят.)

Химка вбегает, но Явдокия Пилиповна машет на нее рукой, и они вдвоем раскладывают на стульях все вещи.

Явдокия Пилиповна. Я пойду встречать гостей, а ты кликни старика!

Химка. Ладно. (Идет к окну.) Да не лезьте всей кучей в дом, отойдите от окон! (Выходит.)

Голос (за окном). Глянь! Кто-то приехал на хвайтонах. Должно, жених!

Другие. Где? Где?

Еще другие. Пошли! Отойдите! Эй, ноги! Ноги!

Явление десятое

Голохвостый и двое митрополичьих басов.

Голохвостый (входит во фраке, цилиндре, за ним двое митрополичьих басов). От это все, как видите, беру: двор большущий, садик, дом и то, что в дому.

Первый бас. О, Серки люди не бедные! Серкова лавка скоро перейдет на первую улицу на Подоле.

Второй бас. Наберете добра.

Голохвостый. Ясно, наберем немало добра: не в дураков удались! Через неделю времени вы и не узнаете этого двора. От тут на улицу ахну каменный дом первого хвасону на два этажа под железною крышей, а в старый дом буду свиней загонять.

Первый бас. Тебе повезло, брат, ей-богу!

Второй бас. Только послушай-ка, пан Свирид: я припоминаю дочку Серков, кажется, дурна очень…

Голохвостый. Это не мешает, пустое, значит, дело: абы побольше денег,