Помощница для профессора - Аля Кьют

Только теперь, когда я собиралась проскользнуть мимо него в свою с сестрой спальню, этот безобидный Павлик, мой собственный отчим, вдруг схватил меня за волосы и вжал со всей дури в дверь ванной.

— Куда это ты собралась? С мальчиками уже встречаешься, да? От них так же бегаешь? Не бойся, я аккуратно.

Я попыталась вырваться, но он вбил мне между ног колено, больно надавил на поясницу, так что я охнула, бесцеремонно засунул мне руку под юбку и резким движением содрал с меня трусики.

Господи, нет!…

И тут в дверь позвонили.

Павлик замер.

Воспользовавшись его замешательством, я вывернулась и бросилась к входной двери. Заколотила в нее руками и ногами, но при этом почему-то не могла выдавить из себя ни звука.

Я была уверена, что там, с другой стороны, Таня. Или мама. Кто-то из своих. И они обязательно меня спасут и остановят это безумие.

И только, когда из-за двери донесся голос, я поняла, что и Таня, и мама уже открыли бы дверь своими ключами. И не стали бы перед этим звонить.

Оглушенная, сбитая с толку, я тупо смотрела на запертую дверь и просто не могла ответить. Мои голосовые связки словно атрофировались.

Мужской голос за дверью снова повторил мое имя. Уже требовательнее. Строже. Как и произносил обычно, когда собирался ругать или отчитывать.

Я увидела, как Павлик мигом протрезвел, как затряслись его руки и он все-таки достал откуда-то из недр своих отвисших треников запасной ключ.

Не сразу попал в замок, но, как только, он отпер дверь, та распахнулась моментально. На пороге моей квартиры возник Роман Андреевич собственной персоной. В своих джинсах и белой рубашке, пуговицы, которой я сегодня так и не застегнула до конца.

Я только могла, что стоять и моргать, глядя на него. До сих пор не верилось, что это происходит взаправду. Сердце колотилось в груди, как бешенное. Я дышала, как будто пробежала стометровку быстрее, чем это удавалось Усейну Болту.

— Настя? — с тревогой в голосе спросил Исаев.

Его синий грозовой взгляд метался от меня к Павлику. От Павлика снова ко мне. А после остановился на каком-то белом комке, который валялся между нами на полу коридора.

Мои трусики.

В напряженной тишине я издала первый звук — всхлипнула. Затряслась всем телом, попятилась к распахнутой двери, качая головой, как умалишенная. Ну теперь он точно убедится, что у меня не все дома.

Исаев, впрочем, уже сделал все нужные выводы.

Он шагнул к Павлику, и тот моментально юркнул на кухню, повторяя: «Вы не так поняли, это не то, что кажется». Для полноты картины ему оставалось только добавить: «Я все маме расскажу».

С каким дерьмом мы жили все это время бок о бок.

— Настя, мы уходим.

Роман Андреевич говорил тихим, вкрадчивым голосом. Я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Я кивнула. Говорить по-прежнему не получалось.

Так и вышла, не задавая ни единого вопроса о том, куда мы уходим, почему вообще он меня уводит и что будет дальше. Я точно знала, что не останусь в этом доме. Плевать, поживу в хостеле, если нужно будет. Выпрошу в деканате общежитие. Сделаю, что угодно, но больше никогда не вернусь под одну крышу с этим человеком.

***

Мы вышли из подъезда, Роман Андреевич бережно коснулся меня левой рукой и подвел к «Майбаху». Усадил на заднее сидение, завел машину и через минуту мы уже были на шоссе.

Меня успокаивал низкий гул мотора. Я смотрела то в окно, то на свои колени, то на руку романа Андреевича, которой он небрежно придерживал руль. Все время одной рукой. Ох, так у него же правая сломана!

Я откашлялась и робко предложила:

— Может быть, давайте я сяду за руль?

Он одарил меня пронзительно острым взглядом через зеркало.

— Вы не в том состоянии, Настя. Да и не в той водительской категории, чтобы водить мою машину.

Я сразу же поняла весь абсурд своего предложения. Глупее было бы только предложить Мике Хаккинену сесть за руль болида. Да я за царапину на «Майбахе» буду половину жизни отрабатывать.

— А, ладно. Простите, просто неудобно же… Левой рукой. И опасно. Наверное, — вздохнула я.

— Поверьте, Настя, я делаю много чего теперь исключительно левой рукой. И это гораздо опаснее, чем вести машину.

Я вспыхнула, уловив намек на сегодняшнее недоразумение в его кабинете. Черт меня дери, одна фраза, один намек от Исаева, а я тут же как бочка с порохом, готовая рвануть в любой момент.

Нет-нет, нельзя снова терять голову. Пора взяться за ум и начать задавать правильные вопросы.

Например, такой?

— А зачем вы приезжали ко мне?

— Хотел прояснить… создавшуюся ситуацию.

— Ясно. Мы будем прояснять ее сейчас?

— Боюсь, что нет, — на светофоре Исаев взъерошил волосы левой рукой. — Не против, если покатаемся немного? Мне нужно заехать по одному делу на полигон, — Исаев глянул на часы на приборной доске. — Знаю, что поздно, но меня вызвонил клиент буквально за полчаса до того, как я выехал из офиса. Я не могу ему отказать.

— Ничего себе, а почему на полигон? — удивилась я.

— Он коллекционирует оружие. Ездит по разным странам, скупает уникальные экземпляры. Может купить средневековую пушку или турецкую шашку времен Османской империи, я уже несколько лет помогаю ему с оформлением различных документов. Он сейчас как раз на полигоне, тестирует свою новую игрушку, как он их называет.

— Ладно, я поеду, куда скажете. Только, если сама вам не помешаю.

Роман Андреевич медленно покачал головой, глядя на меня в зеркало дальнего вида, но так больше ничего и не сказал. Я устроилась у окна, зачарованно глядя на огни ночной Москвы. Солнце уже зашло, тихо играло радио, и мы больше не говорили ни слова. Исаев бодро объехал пробки окольными путями, и скоро за окном замелькала лесополоса.

Роман Андреевич оценил мой перепуганный видок через зеркало, обернулся и проговорил:

— Настя, пожалуйста, не надо меня бояться. Клянусь, я не бросаюсь на студенток и не домогаюсь. Я тебя больше не трону, обещаю. Мы вернемся в город, и уйдешь, как только захочешь.

От его тона и взгляда веяло такой искренней надежностью и теплом, что я моментально поверила и снова совершенно иррационально обиделась.

Подождите, он сказал…

Уйдёшь?

Мы еще никуда не приехали, а он уже говорит об уходе. А если я не захочу уходить?

Больше не тронет?

Так и знала, что ему не понравилось. И уж, конечно, он не захочет ничего повторить с такой, как я. Не такая уж я шикарная, как эти его цапли-куры-утки. А мой потолок — пьяный изнемогающий Павлик. Или торопливый Гриша.