Невеста для Сводного, или Ненависть - это Любовь - Ева Кофей

всё же внесёт изменения в силу табора, и мы сможем уехать.

— А если она есть, но прямо сейчас ты спугнул её во мне?

— Спугнул? А ты боишься?

— Нет, — мрачно усмехается Клара, — я злюсь.

— И это прекрасно.

У Клары сердце колотится в горле, но она убеждает себя, что найдёт выход в любом случае.

У Эрика подрагивают плечи, в мыслях всё ещё бьются её слова, такие твёрдые и острые, словно лезвия ножей.

Я не боюсь, а злюсь, я не боюсь, а злюсь, я не боюсь, а злюсь…

Почему он так не умеет?

Обряд начинается, ферсвинки танцуют, поют и смеются, ферсвины бьют в барабаны.

Клара ловит взгляд Лекса. Какой-то слишком открытый и ехидный для того, кто только что метался между шатрами, не зная где спрятаться от «чужаков».

Она прижмуривается и шипит, когда Поль оставляет на ладони глубокий порез.

Кровь эрлы Дагарда смешивается с кровью подсвинка Эрика.

И между ними всего на миг образуется золотистая цепь.

Клара впервые за обряд переводит взгляд на мальчишку и спрашивает:

— Тоже это чувствуешь?

Эрик несмело кивает.

Глава 17. Неправильное решение

Эрик чувствует, словно второе сердце бьётся в груди. Оно теплее, нежнее и больше. Слёзы льются ручьём, но с ними выходит и весь тот страх, что копился в нём с самого утра. Влажного, ничуть не холодного, по меркам Севера, куда табор заглядывал тоже. Небо было нежно-розовое, а лучи солума кроткими и дружелюбными. Его отпускали к Утёсу украсть важную для клана Харш вещь.

Но в замке что-то украли у него…

Или наоборот — подарили.

Эрик сглатывает.

В таборе все ферсвины связаны, их сила не похожа на ту, что достаётся людям, которые зовут себя магами.

Она общая, хотя и концентрируется в хозяине, Поле, его отце.

И Эрик больше… больше… её не чувствует.

Совершенно.

Вместо этого что-то новое ластится под кожей.

Поль ещё больше сереет и отступает на шаг. Верхняя губа приподнята, чёрные глаза сверкают гневом. Он сверлит Клару таким взглядом, что она понимает — мог бы убить, убил на месте.

— Какого дьявола ты натворила? — рычит он.

Клара глубоко дышит, будто пытаясь вытолкнуть из себя что-то инородное. Она бледная, и потемневшие полные губы перетягивают на себя всё внимание. Волосы чуть растрёпаны, в карих глазах мелькают золотые искорки.

Она догадывается, что произошло.

Не на уровне мыслей и ума, но на уровне предчувствия.

— Эрик, — голос дрожит, как бы она не пыталась приструнить его, — развяжи меня.

Все глядят внимательно, будто сами не до конца понимают, что происходит.

Он вздрагивает, морщится и рвано кивает.

Грубые ладони сами собой тянутся к ней. Спустя половину минуты Клара поднимается и окидывает табор властным, жгучим взглядом, от которого все будто бы становятся ниже.

Из горла вырывается клокочущий смех.

Бровь приподнимается.

Эрик уже видел это же выражение, когда она сидела в кресле и вязала игрушку на Урахад. Для него. Подумать только. Для воришки.

Она пугает его.

Чуть больше, чем обычно.

На каком-то совершенно ином уровне.

Но в то же время ему это нравится.

Х… Хоз… Хозяйка.

Хозяйка сильная.

Это хорошо.

— Итак, что мы имеем на данный момент? — улыбается Клара. — Я знаю, ферсвинам и ферам в принципе закон не писан, а? Вы думаете, что можете топтать наши земли, воровать вещи и людей, и это никак не аукнется. Ну что ж… Справедливость существует, если вы засомневаетесь в этом, вспомните, пожалуйста, этот день.

— Эрик… — подбегает к сыну Марта. — Сынок, как же так? Как же так? Ведьма, — переводит взгляд на ту, которой хотела стать второй матерью, и едва не кидается на неё. — Что ты сделала? Что ты натворила?

— Не трожь её, — шепчет Поль. Устало, безразлично, будто проигран и бой, и война, и мир. — Если она пострадает, это скажется и на нём. Если умрёт — он долго не протянет.

— Она должна была стать одной из нас, а не забирать нашего мальчика!

Клара даёт волю смеху. Злому жестокому и совершенно очаровательному.

Поль едва заметно вздрагивает. Повадки её отца. Смотреть противно.

— Что, может быть, кто-то ещё хочет обручиться со мной? Я не против нескольких фамильяров!

— Это невозможно! — возражает Беливер.

— Я бы так не сказал, — выдыхает Поль. — Собираемся.

— А как же наш мальчик? А как же ты поедешь? — причитает Марта.

Старший сын обнимает её.

Хозяин табора ничего не отвечает, он бросает странный взгляд на Эрика, словно винит его в произошедшем.

Тот икает.

Разве ферсвин может быть фамиляром? Он ведь не животное!

И что, теперь ему не уехать с семьёй?

Он принадлежит Кларе Харш?

— В-вы… дадите им уйти? — шепчет, боясь поднять на неё глаза.

— Не знаю, — отзывается она. — Пока я не могу им помешать. Не хочу, чтобы они решили избавиться от нас обоих.

— Они… не такие.

— Давай, — улыбается она, — защищай их.

Эрик вжимает голову в плечи. Он начинает привыкать к хозяйке.

И к мысли о том, что она не будет относиться к ошибкам с лёгкостью.

Марту оттаскиваю подальше, передвижная деревенька укладывается в повозки за несколько минут.

Ещё немного, и табор исчезнет.

Словно его никогда здесь и не было.

Клара дует на замёрзшие пальцы и вздрагивает, когда к одному из оставшихся шатров подбирается огромный, пепельный волк, глаза которого сверкают в свете солума.

— Марк?

Глава 18. Причины не обнимать волка

Что-то подсказывает Кларе, что она не ошибается.

Хочется выдохнуть от облегчения, что с Марком всё в порядке, а затем достать револьвер и опустошить барабан, ведь он в то же время громадный, опасный зверь на мягких лапах. Или так только о кошках говорят?

Неосознанно эрла Дагарда отступает на шаг. Затем прочищает горло, но не находит слов, чтобы провести их сквозь него.

Он снова возвращается к месту великого противостояния маленькой леди и кучи ферсвинов. Снова сверлит её тяжёлым взглядом. Снова всё ясно без слов.

Хотя нет, не ясно.

— Он… — шепчет Эрик, помня о том, что она знает о магическом мире мало, — ну это… оборотень.

Клара хмыкает.

— Правда? — вскидывается. — А я думала, что тролль. Ему бы очень пошло.

— Тролль… — тянет подсвинок глухо и щурится, чтобы вглядеться. — Ну, может быть, но они обычно из клапанов не выходят… Нет, он всё-таки оборотень. Кажется, оборотень-маг.

Клара вздыхает.

— Что ещё расскажешь?

Ей кажется, что чёртов Марк Харш ухмыляется своей клыкастой пастью.

Зато как она была справедлива, мелькает в голове мысль, когда называла его щенком.

Теперь будет что