Мое простое счастье - Лаура Дейв

– И проверять, плотно ли задернута простыня.

Так он и сделал.

На следующее утро я проснулась в полном недоумении. Такая же путаница возникает в голове, когда днем ложишься немного вздремнуть и просыпаешься уже поздно вечером. В комнате темно, и ты начинаешь лихорадочно соображать: почему я сплю? Какой сегодня день? И дома ли я вообще?

В спальне было темно, как ночью, – это-то и сбило меня с толку. На окнах висели коричневые шторы в пол, не пропускающие света. Полезная штука, если работаешь поваром и часто спишь днем. Но самой мне не особо понравилось, что я понятия не имею, ни сколько сейчас времени, ни настало ли уже утро, ни где, собственно, Гриффин.

Я перевернулась на живот, отдернула плотную штору и выглянула наружу. В глаза мне ударил резкий солнечный свет, такой же яркий, как в Калифорнии по утрам. Я прижала ладонь к стеклу, ожидая ощутить тепло, но руку обожгло ледяным холодом. Только тут я заметила рядом с рамой маленький термометр, который показывал минус пятнадцать.

Я вылезла из постели, натянула спортивные брюки и еще одну пару носков и спустилась на кухню, где уже завтракали Джесси с детьми. Джесси, одетый в помятый костюм, пытался завязать галстук, а близнецы ели мягкие вафли. Вернее, Декстер прогрыз в вафле дырку и теперь вертел ее на языке, а Сэмми запихивал свою в лейку. Под ногами у них растекался двумя лужицами кленовый сироп.

– Доброе утро, – сказала я, останавливаясь на пороге.

Джесси поднял голову и улыбнулся:

– Привет, сестренка!

– Привет, – ответила я, не двигаясь с места и чувствуя себя немного неловко.

Стоять на деревянном полу было холодно даже в носках, и я переминалась с ноги на ногу.

– Любишь кофе? – спросил Джесси.

– Только первые четыре чашки. К пятой начинает приедаться.

– Значит, ты пришла туда, куда нужно. Присаживайся. У нас тут имеется обалденно вкусный кофе.

В качестве доказательства он махнул галстуком на узкий серебристый термос, стоящий посередине стола.

Я села на свободный стул рядом с Джесси. Он оставил галстук в покое, открыл термос, налил в крышку кофе и протянул мне.

Я взяла ее обеими руками, вдохнула поднимающийся от кофе пар и сделала большой глоток.

– Ух ты, – сказала я, – а ты не соврал. Очень вкусно. Божественно вкусно.

– Тут ты права. По-настоящему хорошо я умею делать три вещи, и одна из них – кофе. – Джесси затянул галстук узлом и тут же снова развязал. – Я привез из дома френч-пресс. Ему, наверное, уже лет сто. В этом часть секрета.

Я улыбнулась, подула на кофе и сделала еще глоток.

– А термос зачем? Тоже часть секрета?

– Нет, просто так удобнее везти кофе в Бостон. У меня сегодня встреча в Кембридже.

Я так и застыла с чашкой у губ.

– Ой… а я думала…

Джесси поднял руку, останавливая меня:

– Пожалуйста, не говори ничего. Учитывая мое отвратительное поведение, хороший кофе – это минимум, что я могу для тебя сделать. Он же, к сожалению, и максимум.

Он добродушно улыбнулся, сжимая в одной руке галстук, который ему так и не удалось завязать.

– Тебе помочь? – спросила я.

Джесси помотал головой:

– Не надо, сам справлюсь. Опоздаю на встречу, но справлюсь.

– Отличный план!

Он снова занялся галстуком.

– Расскажи-ка лучше, как мой старший братец в тебя влюбился. Поверить не могу, что я даже ни о чем не подозревал! Живи мы в другом мире, я бы, пожалуй, страшно обиделся.

Я рассмеялась:

– Просто все произошло так быстро…

– «Единственные законы материи созданы разумом, а единственные законы разума – материей».

Я недоуменно посмотрела на него.

– Джеймс Клерк Максвелл, создатель классической электродинамики, – пояснил Джесси. – В моем понимании это значит, что все самое лучшее происходит внезапно.

Я улыбнулась:

– Красиво. Очень. Этим ты и занимаешься в институте?

– Вроде того. Только модернизированной версией. Я работаю вместе с Джуд Флемминг, не слышала о такой? Скорее всего, нет, если, конечно, ты не увлекаешься оптической физикой.

– В последнее время как-то не особо.

– Доктор Флемминг – удивительный человек. Ей всего сорок с хвостиком, а она уже заведует отделом. Я уж не говорю о том, что ее исследование в корне меняет наши представления об оптических полях.

– Наши? В смысле тех из нас, кто в этом разбирается.

– Именно!

Джесси рассмеялся, а затем махнул галстуком на разделочный стол:

– Гриффин не хотел тебя будить и оставил вон там любовное послание. Он пошел в ресторан на встречу с подрядчиком. Если вдруг захочешь его проведать, в записке есть указания, как туда добраться.

– Хорошо. Он же вроде собирался пойти в ресторан не раньше одиннадцати… Сколько сейчас времени?

– Без пятнадцати час.

– Без пятнадцати час? – повторила я, не веря своим ушам.

Еще никогда в жизни я не спала так долго. Я вообще долго не сплю – начинаю работать часов в шесть утра. Сегодня, кстати, я тоже собиралась начать в шесть, чтобы вовремя отослать Питеру очередную статью.

– Это все шторы, – сказал Джесси. – Вырубают капитально.

– Да уж.

– Мы тоже проспали, и теперь я не успею на встречу. Разве что буду гнать со скоростью восемьдесят миль в час. Хотя кого я обманываю? Хоть гони, хоть не гони, все равно опоздаю.

– С кем встреча?

– С научным руководителем.

– С Джуд Флемминг?

– С Джуд Флемминг. Хочу попросить, чтобы она продлила мне срок для написания диссертации. Я всегда немного нервничаю, когда приходится обращаться к ней с просьбой.

– Это понятно. – Я налила себе еще кофе. – И сильно ты опаздываешь с диссертацией?

– Ну, как тебе сказать? Лет на девять.

Я так и застыла с термосом в руке.

– На то есть свои причины.

– Разумеется, – кивнула я.

Джесси поднялся на ноги, так и не завязав галстук, и начал лихорадочно собирать вещи: ключи, почти пустой термос, стоящий на разделочном столе потрепанный портфель.

– Ну что, проводишь их?

– Кого? – в замешательстве спросила я.

– Сэмми и Декса. В школу. Отсюда недалеко – можно дойти пешком. Ты меня очень выручишь. После занятий у них тренировка по мини-футболу, так что до моего возвращения скучать они не будут. Ну как, проводишь?