Последние Северы - Николай Анатольевич Савин

у сената и народа Рима было достаточно возможностей подготовиться. Они ждали нового императора за воротами, возможно, на специально отведенном месте. Прибытие императора было грандиозным событием: «Зажигались алтари, возжигались благовония, возливались возлияния, приносились жертвы», и произносились речи, много речей. Внутри «весь город был украшен гирляндами цветов, лавровыми ветвями и богато раскрашенными материалами; он был освещен факелами и курящимися благовониями; горожане, одетые в белые одежды и с сияющими лицами, издавали множество криков доброго предзнаменования; солдаты гарнизона тоже выделялись своими доспехами, наконец, и сенаторы вышли торжественной процессией.

Гелиогабал въехал в столицу с торжественной церемонией adventus и после этого больше никогда не покидал Рим или его окрестности. И действовал он в своём репертуаре. Вошёл в Город в любимой восточной одежде и вёл себя именно как жрец Элагабала. Собственно, он и оставался в первую очередь жрецом Элагабала всё время своего правления, и лишь во вторую – императором. Для начала он, конечно, произвёл обычную раздачу народу по случаю наследования императорской власти, потом щедро и пышно устроил разнообразные зрелища. Этим-то римляне были довольны. Более поздний источник, Идаций, ценность которого неясна, утверждает, что Гелиогабал сжег в Риме записи о долге перед императорской казной. Говорят, их было так много, что костры горели тридцать дней. Если бы это было правдой, это было бы очень кстати: плебс, похоже, всегда был по уши в долгах. Но вот потом Гелиогабал начал перестройку на Палатине огромного храма Юпитера, построенного Домицианом, который Гелиогабал решил посвятить Элагабалу. Туда он поместил привезённый с собой чёрный камень из Эмесы, который считал вместилищем духа своего бога. Он намеревался провозгласить Элагабала верховным богом Рима. Кроме того, он говорил, что сюда надо перенести религиозные обряды иудеев и самаритян, а равно и христианские богослужения для того, чтобы жречество Элагабала держало в своих руках тайны всех культов. В этом была одна из изюминок его сектантского культа. Настоящий Элагабал, в лице его жречества, на такое никогда не претендовал.

Эта перестройка храма заняла около года, а пока Гелиогабал озаботился своим браком. Он решил жениться на знатной римлянке. Меса и Соэмия, признавая его слабые притязания на трон, выбрали невесту из одной из самых аристократических семей Рима. Это была Юлия Корнелия Павла, возможно, дочь уважаемого юриста Северана Юлия Павла, хотя об этом можно только догадываться. Её провозгласили Августой. Это было в августе 219 года, соответствующие монеты с её именем начали чеканиться в Александрии именно тогда. Напомним, что Гелиогабалу было тогда 15 лет. Куда он, а точнее, Меса и Соэмия, так спешили с женитьбой? Основная цель женитьбы состояла в укреплении связей сирийского семейства Гелиогабала с римской аристократией. Официально Гелиогабал заявлял, что стремится поскорее стать отцом.

Празднество было пышным. По случаю свадьбы не только сенаторы и всадники, но и жены сенаторов получили дары, а для народа было приготовлено угощение стоимостью сто пятьдесят денариев на человека, для воинов же – на сотню дороже; были также проведены гладиаторские бои… на потеху толпе было затравлено множество диких зверей, в том числе один слон и пятьдесят один тигр – небывалое количество подобных животных, убитых за один раз [Дион Кассий. Римская история 80, 9].

Интересно, где проходила травля животных, ведь Колизей тогда не функционировал, он сгорел в 217 году? Может, на Марсовом поле?

Только ничего хорошего из этого брака не вышло. Гелиогабал был явно бесплоден и абсолютно неспособен к семейной жизни и конструктивной политике. Он ни с кем из римской аристократии не хотел устанавливать никаких связей. И бабка с матерью ничего не могли с ним поделать, хотя Гелиогабал оказывал им всяческое внешнее уважение. Согласно Элию Лампридию (IV, 1), он даже на самое первое заседание сената велел вызвать Соэмию. Прибыв в курию, она была приглашена к местам консулов и присутствовала при редактировании, т. е. была свидетельницей составления сенатского постановления: Гелиогабал был единственным из императоров, при котором женщина вступила в сенат со званием «Светлейший», словно мужчина.

Более того! На Квиринальском холме Гелиогабал создал сенакул, то есть женский сенат; прежде там происходили собрания матрон, но только в торжественные дни и в тех случаях, когда какая-нибудь матрона наделялась знаками отличия супруги консула – прежние императоры предоставляли это право своим родственницам, особенно тем, чьи мужья не занимали высоких должностей, – для того, чтобы эти родственницы не оставались на положении незнатных женщин. Теперь под председательством Соэмии там составлялись смехотворные сенатские постановления, касающиеся законов о матронах: в каком одеянии должна ходить та или иная, кто кому – уступить дорогу, кто к кому подходить для поцелуя, какая должна ездить в парадной повозке, какая – на коне, какая – на вьючной лошади, какая – на осле, какая – в крытой повозке, запряженной мулами, какая – на волах, какая должна передвигаться в сидячих носилках – и в кожаных ли или в костяных, выложенных слоновой костью или серебром, какая имеет право носить на обуви золото или драгоценные камни [Лампридий. Антонин Гелиогабал IV, 4]. Понятно, что эта пародия на законодательную власть долго не просуществовала.

Меса не сидела в сенакуле, а находилась при императоре в его совете. Она руководила всеми государственными делами империи и вообще была сильно занята. Во второй половине 219 года она занималась окончательной расстановкой кадров. И репрессии не прекращались. Сразу по прибытии Гелиогабала в Рим, была казнена ещё парочка сенаторов. Внук консула 188 года и префекта Рима Сея Фусциана (друга и соученика Марка Аврелия) Сей Кар, был вызван во дворец и обвинён лично юным императором в заговоре с воинами легиона II Parthica на предмет захвата власти. Тут же он был казнён. Вторым был Валериан Пет. Он отлил из золота несколько собственных изображений в качестве украшения для любовницы, на основании чего был обвинен в намерении отправиться в Каппадокию, граничившую с его собственной родиной (он был галатом), с целью устроить мятеж, используя для этого золотые украшения со своим собственным изображением. Пета тоже казнили. Чья была инициатива в казни этих сенаторов и какова истинная причина, нам не известно. Дион лишь указывает, что Сей Кар был богат, влиятелен и умён. Впрочем, когда дело доходило до сенаторов, Кассий Дион с удовольствием записывал тех, кого казнил Гелиогабал, а не тех, кто выжил. Упоминание о последнем поставило бы в неловкое положение отдельных лиц и их семьи: также и самого историка, который был вполне причастен к режиму.

Меса или Гелиогабал поменяли префекта Рима. К моменту приезда нового императора, Городом управлял уважаемый сенатор и историк Луций