Брачные союзы Дома Романовых - Александр Манько

Да, грустно, князь, брат все слабеет, а с его смертью я лишусь единственного человека, который меня любит.

— Царевна, ты ошибаешься, — и в голосе князя Софья почувствовала особую нежность, — ты не права, нет. У тебя есть верные, преданные слуги. Я с радостью готов положить за тебя жизнь свою…

И не успел князь договорить, как она уже оказалась на его груди, ее руки обвились вокруг его шеи и их губы слились в горячем поцелуе. Тогда царевна всецело, бесповоротно отдалась первому чувству любви, увлекшей ее страсти. Вопреки строгим правилам придворной жизни того времени, Софья установила с князем В. В. Голицыным самые близкие отношения, хотя последний был женат и имел детей.

Именно князь Василий Васильевич Голицын становился главным действующим лицом в осуществлении властолюбивых замыслов царевны Софьи.

Желание царевны усилить свое значение при дворе больного брата Федора встретило сопротивление со стороны Ивана Языкова и боярина Юрия Долгорукова, которые во второй половине его правления почти совсем отстранили от двора Милославских и стали вновь выдвигать опальных Нарышкиных. Именно они настояли на возвращении из ссылки Артамона Матвеева и братьев царицы Натальи — Ивана и Афанасия Нарышкиных.

Почувствовав всю тяжесть ситуации, Федор Алексеевич решил не медлить более с женитьбой. Первой женой царя Федора Алексеевича стала Агафья Семеновна Грушецкая. Впервые он увидел ее летом 1680 года во время крестного хода, и она ему понравилась. Он, соблюдая дедовский обычай, пожелал собрать девиц и из них выбрал Агафью. Н. И. Костомаров замечает в связи с этим, что боярин Иван Милославский изо всех сил пытался помешать предстоящему браку, но в результате сам лишь потерял влияние на царя. 18 июля 1680 года Федор Алексеевич сочетался браком с Агафьей Грушецкой. После заключения этого брака Иван Языков стал окольничим, а Алексей Лихачев — постельничим.

Через год, в июле 1681-го, царица Агафья умерла от родов. Новорожденный младенец Илья пережил мать лишь на несколько дней. Смерть молодой царицы Агафьи Семеновны и сына потрясла Федора Алексеевича: от горя он не мог даже присутствовать на похоронах супруги и провожал ее гроб только до Красного крыльца.

На случившееся в царском семействе несчастье близко стоявшие к трону люди смотрели по-разному. Если на Ивана Милославского и Софью Алексеевну смерть царицы и особенно царевича произвела отрадное впечатление, то для ближних бояр — Языкова и Лихачева — их кончина явилась грозным ударом. Они стремились использовать непримиримую борьбу двух придворных партий в своих интересах и всегда сохранять свое место вблизи трона. Призрак Иоанна как наследника и будущего правителя России заставил их искать выход из сложившегося положения, поскольку они предчувствовали, что преимущество Милославских из-за неспособности Иоанна будет недолгим и временным. Царь Федор, удрученный смертью супруги и сына, хворал и становился все слабее и слабее.

После долгих размышлений Языков пришел к выводу, что царю следует поделить имевшуюся власть с одной из придворных партий, с Нарышкиными. Возвращение из ссылки Артамона Матвеева и братьев царицы Натальи было как раз частью этого плана. Но ухудшение здоровья Федора Алексеевича не позволило этим замыслам осуществиться, поскольку ситуация изменилась неожиданным для всех образом.

Первый историограф Петра I И. И. Голиков в своем сочинении «Деяния Петра Великого» писал: «Между тем царя Федора Алексеевича здравие, время от времени увядая, очевидно предвещало скорую его кончину…» И хотя Федор уже приближался к гробу, ближайшее окружение поддерживало в нем надежду на выздоровление и даже убедило его вступить во второй брак. Царь, несмотря на плохое состояние своего здоровья и свою грусть, не возражал против второго брака. 14 февраля 1682 года он обвенчался с родственницей Ивана Языкова, Марфой Матвеевной Апраксиной.

Однако болезненному Федору Алексеевичу пришлось мало пожить с молодой супругой. Еще 16 апреля 1682 года, в день светлого Воскресенья, он совершал торжественный выход к заутрене в Успенский собор, а 27 апреля, через два месяца с небольшим после своей свадьбы, на двадцать первом году жизни, скончался. Пятнадцатилетняя царица Марфа Апраксина осталась вдовой.

Смерть Федора Алексеевича остро поставила вопрос о преемнике престола, и вопрос этот мог разрешиться только поединком двух придворных партий.

Как только закрылись глаза Федора Алексеевича, по обычаю гулко и заунывно зазвучал «Вестник» — большой московский колокол из Кремля, объявляя православным о смерти царя в четыре часа пополудни. Дворцовая площадь стала наполняться осиротевшим народом, который пришел, чтобы проститься с покойным царем и узнать имя нового Государя земли русской.

Тело покойного Федора было выставлено на парадном одре для прощания: богатые и бедные — все допускались во дворец. Все прощались с усопшим, целовали руку мертвого, потом кланялись царевичам-наследникам — Иоанну и Петру. Оба стояли грустные от потери брата и принимали подданных, которые целовали их руки.

Печальный звон на сей раз производил особенно тревожное впечатление на москвичей: Федор Алексеевич не оставил потомства ни от одной из двух своих супруг, и народ не знал наследника престола. Иоанну было шестнадцать лет и он мог бы царствовать, но, слабый телом, мог не вынести трудов державного правления. Московский люд с горестью размышлял: изнемогая под тяжестью царских дел, упустит Иоанн из своих рук бразды правления — и не будет спокойствия на Руси.

Но была мысль и о другом наследнике престола — о царевиче Петре. Именно он вселял надежду в души подданных, которые все больше склонялись к мысли отдать царство в руки крепкого младшего наследника. Так думал народ московский.

Пока народ прощался с прахом своего вчерашнего владыки, патриарх Иоаким с высшим духовенством и боярами удалился в переднюю палату дворца совещаться о том, кому же быть царем на Руси, кому из двух царевичей вручить скипетр и державу: старшему по наследству, но слабому телом и умом Иоанну, или малолетнему, но с крепким здоровьем и с явными способностями Петру?

В обширной палате со сводами, где собиралась знать, у одной из ее стен стоял золотой царский трон с колонцами по сторонам, острыми кверху, вверху блестел двуглавый орел. На правой стороне от престола на невысокой серебряной пирамиде, на золотой парче лежала держава, украшенная самоцветными камнями. Пол устилали богатые ковры, а стены были украшены иконами да серебряными подсвечниками с восковыми свечами. Вдоль стен тянулись в четыре ступени скамьи, покрытые красным сукном, на которых сидели патриарх, митрополиты, архиепископы, бояре, окольничьи и думные дворяне.

Н. И. Костомаров об этой необычной в русской истории ситуации писал так: …Возведение Ивана на престол повлекло бы за собою на все время царствования необходимость передать правление в чужие руки, и естественно прежде всего усилило бы значение власти Софьи как самой умной из особ царской фамилии. Избрание Петра потребовало бы также боярской опеки на непродолжительное время. Нужно было решить вопрос тотчас же, и вот, в самый день смерти Федора, как только удар колокола возвестил Москве о кончине царя, бояре съехались в Кремль. Между ними уже большинство было на стороне Петра; главными руководителями его партии были два брата Голицыных: Борис и Иван, и четверо Долгоруких (Яков, Лука, Борис и Григорий), Одоевские, Шереметевы, Куракин, Урусов и другие. Бояре эти прибыли на совет даже в панцирях [12], опасаясь смятения. Бывший любимец царский, Иван Языков, не выказывал явного расположения ни к той, ни к другой стороне.