Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева

отпустил, она спокойно уснула и я рядышком сном забылась.

В дорогу в таком состоянии нам никак было нельзя.

Дочь моя быстро хворь поборола, потому что кровь сильную имела. А бедная Ульяна еле на ноги вставала. Радим тоже согласился еще на один день задержаться. Поэтому в Кандрашовку мы приехала поздно вечером через дней четырнадцать. Нам пришлось в одну деревню по пути заехать. Радим заказ отдавал — колыбель узорчатую.

А я уже размечталась, что у ребенка моего княжеская кроватка будет. Надеялась, на красоту такую, хоть и понимала, что нам такие умельцы зодчие не по карману.

Настроение портилось еще и из-за того, что я плохо ориентировалась куда мы ехали и как выглядят дома в округе.

Деревня ночью ничем не отличалась от обычных. Как и во всех остальных: возле каждой калитки стоял факел, освещая дорогу позднему гостю и выводя из тьмы леса всех заплутавших к людям. Вот только пламя не трепетало на ветру и запах стоял странный, будто ладон на улице разлили. Да и расстояние между факелами было приличное, будто через два дома висели.

Деревня, небось бедная. Экономят на гостеприимстве.

Сама дорога, что примечательно, была выстлана досками. Это говорило о зажиточности сельчан.

Вот и гадай в ночи, какие люди меня окружать будут.

— Нас ждут, — подъехал ближе к нам Радим и улыбнулся.

Он доволен, что домой вернулся. А вот я напряглась — кто в его доме может нас дожидаться?

Родители, наверное, или более старшее поколение. Может, братья или сестры есть.

На эту тему мы с ним не разговаривали. Он сам по себе молчун. Из него целое предложение трудно вытянуть, а тут на рассказ надо было слов собрать.

Надеюсь, свекровь меня примет, как жену и хозяйку.

Телега въехала во двор. Ульяна сразу спрыгнула с нее и сняла Марьяну. Та уже спала на моих руках, убаюканная дорогой. Помыть бы ее конечно, прежде чем в постель уложить, но будить жалко.

В этот момент Радим из светлицы вышел, оставив дверь в доме открытой. А парнишка лет десяти выбежал за ним с масленкой в руках, крыльцо освещать. Он настороженно посмотрел на нас и нахохлился, как воробей, но продолжил путь хозяину подсказывать.

Муж подхватил меня на руки и понес к порогу, чтобы меня дух дома принял.

За порогом на меня пахнул запах сосны и меда, но ритуал был не закончен.

Возле печи разукрашенной алыми петухами не было старших, поэтому мы одновременно поклонились печи, а потом друг другу.

Все у нас будет ладно, да складно.

— Я в купальне печь затоплю, — раздался детский голос за моей спиной и я с интересом воззрилась на мальчишку.

— Нет, — мотнул головой Радим.

Вихрастый, светловолосый парнишка все моментально понял и побежал готовить воду для быстрого обмывания.

— Завтра баня, — произнес муж. — Поздно, — решил пояснить он и посмотрел на меня.

Хорошо. Поняла. Я сама устала от дороги, как старая бабка и мне сейчас не в купальне париться охото.

— Где мы приживалку положим? — решила я спросить про дела насущные.

— Я в сенцах могу или на сеновале, — подала голос Ульяна.

— А дочь мою куда? — я забрала Марьяну из рук девушки.

— С Митором. На печи. Обе, — он опасливо обернулся, посмотрел на посуду которая стопкой стояла на краю резного стола. — Завтра разберемся, — быстро добавил он и непроизвольно за грудь схватился, нащупывая мой заговоренный песок.

Видимо, его бесконтрольная сила, много ему бед чинила, что он до сих пор нормально говорить боится. Слова в предложения плохо связывает и речь свою как кудель не прядет.

— Спасибо, Хозяин батюшка, — поклонилась ему Ульяна и немного повеселела, что ее в доме оставили, а не за порогом или в сенях.

К ней домовой тоже не должен приставать, да и дочь мою дух не тронет.

— Хозяин, Хозяйка, все готово, — влетел мальчуган в светлицу.

— Спасибо, Митор, — улыбнулась я.

Тот опять скуксился, набычился и на меня, как на врага посмотрел. А потом, как выдал:

— Я не его сын!

Пару секунд я рассматривала милое красное лицо, а потом засмеялась.

Забавный малец вместе с мужем проживает.

— Я знаю. Кровь в тебе чужая, но ты ему явно, как сын, раз на хозяйстве одного оставляет.

У того плечики опустились и взгляд со злого на любопытный сменился. Он повел носом в мою сторону и как-то недоуменно, восхищенно произнес:

— Ведьма что ль?

— Ведунья, — я сняла платок, который прятал мой повойник и короткие волосы.

— Настоящая! — удивленно протянул мальчишка.

— Семислава, — окликнул меня муж.

Пошла к нему, стараясь не задерживаться, чтобы ничего не разглядывать.

В предбаннике было тепло и уже стояла нагретая вода. Мне надобно было мыться с мужем. Ему спинку помочь обтереть и самой грязной не остаться.

Но не я первая начала мыть его, как в моей деревне принято было. Его руки начали аккуратный масаж моей спины. Никакой мочалки, лишь его грубоватые мыльные пальцы и мое уставшее от дороги тело. А он на спине не остановился: каждый пальчик на ногах пощупал, с шеей и ушками моими поиграл.

Меня затопило блаженство. Что-то мягкое, пушистое и искристое поселилось внутри меня и просыпалось лишь рядом с Радимом. Я начинала гореть от его ласк и готова была стать угольком в его руках.

Когда я захотела повторить то же самое, муж усмехнулся и довольно произнес:

— Не продавишь, — он поцеловал мои пальчики и я поняла, что моя рука за его ладонью теряется. — Только грязь размажешь.

Кажется, кто-то в хорошем настроении. Вон какой разговорчивый и охочий до ласк. Дорвался гусак до гусыни.

Я взяла в руки мочалку и тоже хитро улыбнулась.

— А я попробую, — поцеловала его плечо и скрылась за его спиной.

В результате, я была поймана в сладкий плен прежде, чем успела хоть что-то значимое натворить. Но я была не против. Мне нравилась наша близость. Наш огонь, который поглощал все мирское. Наше единение подбрасывающее нас до самого неба.

В спальню меня занесли, закутав в ткань, а потом заставили забыть и про Ульянку и про то, что я хозяйка, и про все остальное.

Мужчина мной наслаждался, ласкал, пробовал, мял как тесто в руках вытаскивая из меня странные звуки шипения, рычания, писки и вскрики.

Только когда в окне появился свет