Мисс Черити - Мари-Од Мюрай

Не будем уточнять, какого цвета было в тот момент мое собственное лицо. Кеннет Эшли небрежно ударил тросточкой по семейству грибов, обезглавив ни за что ни про что дюжину Болванов Смитов. Меня это ужасно рассердило, а Кипер, обнюхивавший все это время брюки мистера Эшли, залаял.

Я передернула плечами, хоть он этого и не увидел. Этот мальчишка, который корчит из себя денди, становится все несноснее.

Дома я показала грибы садовнику Нэду. Он внимательно осмотрел одного из Болванов.

Я уважительно рассмотрела ядовитый гриб и потом полдня срисовывала его и разглядывала в микроскоп. А закончив, отнесла в сад и закопала поглубже, чтобы Табита не пустила его на бульон для мадемуазель. Хотя волновалась я зря: Табита больше не говорила, что моя гувернантка — замаскированная мисс Финч. Скорее наоборот, теперь Табита притворялась, что она сама — мисс Финч, и даже пыталась учить меня итальянскому.

Поначалу, чтобы ее не огорчать, я даже согласилась «повторити» несколько фраз из ее выдуманного итальянского. Но мне это быстро надоело.

Она возмущенно ответила, что понятия не имеет, кто такая «Табита», и ушла, хлопнув дверью. Когда она вскоре вернулась, оказалось, что она вовсе не помнит нашего давешнего разговора. Мадемуазель называла это «приступами». Во время одного такого приступа Табита засунула под платье подушку и объявила, что она — Эмили Макдафф, дочь хозяина трактира «У Красного Колпака». Затем села с отрешенным видом, держа руку на животе, то есть на подушке. Спустя несколько минут она встала и ушла, заявив перед уходом, что идет «избавиться от него».

Когда Табита вернулась, подушки уже не было. Мадемуазель этот приступ привел в ужас. На меня же он произвел не большее впечатление, чем моменты оцепенения у ежихи Милдред или вспышки гнева у Клювохлопа.

Как бы там ни было, я настояла на том, чтобы мадемуазель не беспокоила родителей приступами Табиты.

Мама излечилась от насморка — значит, вскоре нам предстоял визит в поместье Бертрам. Но тут зарядил дождь, и потоки воды отрезали нас от остального мира. Мадемуазель совсем пригорюнилась. Я же, избавившись от гниющих запасов грибов (которыми успел отравиться Питер), направила пытливый научный взор на окрашивание тканей. Страница 25 и далее: «Мелко нарубите листья, разотрите коренья. Оставьте в воде на ночь, прокипятите в течение часа, затем отфильтруйте». Вот какие цвета мне удалось получить: светло-коричневый из луковой шелухи, оранжевый из морковки, розовый из свеклы, синий из коры черноклена. Салфетки, наволочки, кухонные полотенца и занавески долго вымачивались в зловонных жидкостях, которые надежнее красили ногти, чем ткань. Потом я развесила эти тряпки на веревках, протянутых через детскую, и ее снова заполнил запах тлена. Питер, который уже оправился после неудачной попытки отведать Болвана Смита, помогал как мог, опрокидывая бадьи с морковным и свекольным отваром.

Но эти досадные мелочи не остудили моего исследовательского пыла, особенно после того, как Нэд обнаружил в каретном сарае старый печатный станок. Но когда я уже вырезала на дереве свою первую гравюру, то обнаружила, что у меня нет подходящих чернил. Нет ничего проще! Страница 60: «Вы можете изготовить чернила из сажи и рапсового масла». Я смешивала указанные ингредиенты, и у меня получалась какая-то липкая жижа. Она была то слишком густая, то слишком жидкая; валиком я пыталась наносить ее на доску. Мне удалось окрасить «чернилами» даже свои брови, но только не гравюру.

Но вот выглянуло солнце, и мама сообщила, что нас ждут не дождутся на традиционный «чай по вторникам».

В малой гостиной сидели только леди Бертрам и миссис Эшли.

Мне разрешили к ним присоединиться. Мы с мадемуазель пошли по коридору в ту сторону, откуда доносился смех. «Тс-с, тише», — зашикали на нас в библиотеке.

Кузен, обе кузины, герр Шмаль, несколько малышей, среди которых я узнала подросшего Эдмунда, и шестеро молодых людей, которых я видела впервые, сидели на стульях и пуфах и смотрели в одном направлении. Герр Шмаль шепотом объяснил, что нужно угадать название романа.

Перед ними на корточках с горемычным видом сидели три маленьких мальчика и мистер Эшли, который тоже изображал ребенка. На голову он нахлобучил кепку, а лицо размалевал жженой пробкой. Все четверо притворялись, что едят суп, а потом выскребают пальцами остатки со дна мисочек. Неподалеку стояла кухарка — тетушка Дженет, руки в боки, со злым лицом (насколько это вообще для нее возможно). На ней был кухонный фартук, в руке — черпак. Закончив есть, мальчики начали толкаться и в конце концов вытолкнули Кеннета вперед. Он упал, потом поднялся на ноги, снял кепку и робко двинулся к тетушке Дженет. Играл он безупречно. Казалось, перед нами действительно испуганный ребенок; Энн от избытка чувств нервно фыркала. Мистер Эшли в мольбе протянул руки к кухарке, но та изумленно посмотрела на него, а потом замахнулась черпаком. Послышались возгласы: «Оливер, это же „Оливер Твист“!», «Оливер просит добавку!», «Сцена с кашей!», «Это „Оливер Твист“ Диккенса!»

Все были довольны: и те, кто разгадал, и актеры, которым аплодировали. Пока они переодевались и снимали грим, герр Шмаль представил нас четырем юным джентльменам из Лондона — поклонникам Лидии — и двум их младшим сестрам.

Четыре джентльмена тотчас заявили, что они тоже устали разгадывать.