Не бойся, я рядом - Иосиф Гольман
Шрифт:
Интервал:
В этот момент дверь его кабинета без стука отворилась, и почти влетела молодая докторша.
– Марк Венич! У Семенова из одиннадцатой палаты истерика! Вас зовет! Бледный весь! И судороги начинаются!
Марк, мгновенно подобравшись, быстро продиктовал состав инъекций. После чего извинился перед Олегом и предложил ему выбор: либо подождать неизвестно сколько – пока ситуация рассосется, либо приехать завтра в это же время.
– А ваши назначения без вас не помогут? – Олег вовсе не пытался удержать собеседника или укорить за прерванное интервью. Просто это его заинтересовало.
И его интерес был понят правильно.
– Душевные болезни нужно душой и лечить, – улыбнулся Лазман. – Одних уколов точно недостаточно. – И, попрощавшись, поспешил к больному.
А сестричка проводила Парамонова в обратную сторону.
Снова – как утром, и как двадцать лет назад – защелкали в замках ключи.
И тут Парамонов наконец вспомнил, что же его напрягло в этих звуках.
В один из визитов к Валюшке – едва они успели запереться в бельевой и совершить то, ради чего он к ней так рвался, – в больницу нагрянула внеплановая комиссия.
Валюшка мгновенно натянула трусики, застегнула халатик, двумя-тремя движениями привела в порядок прическу, успела поцеловать Парамонова в губы и, уже на ходу, сказала: «Сиди, как мышка, пока не приду!»
После чего раздался этот зловещий звук запираемой двери, дробный перестук Валюшкиных уходящих шагов – и нагрянула тишина.
Сколько он там просидел: в тишине и темноте – свет тоже был выключен? Может, час. А может, вечность.
Чего только не успел передумать!
Он же проник сюда незаконно! А вдруг его найдут и не выпустят? На каком основании его вообще могут официально выпустить, если никто его сюда официально не впускал?
Парамонова охватил ужас, настоящая паника. Еще немного – и он бы там разорался или вообще впал в истерику.
Когда Валюшка его все-таки освободила – он хотел только одного: побыстрее оттуда уйти. И подальше.
Она что-то объясняла ему про удачно прошедшую проверку – Олег не слушал, движимый (в прямом смысле слова) только одной мыслью.
Уже потом, успокоившись, он вспомнил и сопоставил несколько неприятных фактов.
Пресловутая комиссия, надо полагать, в их корпус не заходила – иначе бы сидевший в тишине и темноте Парамонов что-нибудь да услышал.
И второе. Так сильно задержавшаяся Валюшка пришла к нему чуточку навеселе: он явственно ощутил привкус алкоголя в ее прощальном поцелуе. А когда они встретились, ничего не пили.
Значит, проверка завершилась не только правильным документом, но и приятными посиделками. В то время, когда он сидел запертый и окруженный своими страхами.
Может, по этой причине, а может, просто время пришло, с Валюшкой они расстались вскоре после описанного события. А память о нем, точнее, пережитый Парамоновым ужас, надо же, засел на десятилетия…
Марк Вениаминович за прошедшую напряженную неделю чертовски утомился: больных было много – и на основной работе, в психиатрической клинике, и на дополнительной.
Дополнительная также делилась на две.
Первая – где он выступал не столько как психиатр, сколько как психолог, или, точнее, психоаналитик. Именно она давала ему основной, и очень немалый, доход, хотя функциональных проблем у пациентов, как правило, не было. А были характерологические особенности и, если так можно сказать, проблемы среды.
Уставшие бизнесмены, одуревшие от скуки и тревог рублевские жены, истратившие запасы прочности политики.
Нет, Марк вовсе не относился к ним снисходительно или, тем более, с иронией: пациенты для настоящего врача – дело святое. Да и переживали они свою боль по-настоящему, проливая у него в кабинете не меньше слез, чем тяжелые больные.
Более того, Марк был убежден, что эти обратившиеся к доктору люди – молодцы и умницы: гораздо проще компенсировать нарождающиеся душевные недомогания в их начальной, зародышевой стадии.
Вторая вечерняя работа была, по сути, продолжением основной.
Здесь он уже точно был психиатром, умелым, знающим, вооруженным почти всем арсеналом современной науки. Почти, потому что в домашних условиях все же нельзя сделать то, что в клинике с хорошо обученным персоналом, а главное – с ежеминутным доглядом за больным.
А тут уже были настоящие больные: и шизофрения, и эпилепсия, и психозы, и маниакально-депрессивные состояния.
Почему эти люди не приходили к нему в клинику?
А все из-за тех же бытующих со времен советской власти стереотипов. Эти пациенты – или их ближайшие родственники – были социально активными и социально значимыми персонами. А в России такая роль с пребыванием в дурдоме по-прежнему плохо согласуется.
Вот вчера в очередной раз был депутат Госдумы. Его молодая жена родила ему чудесного сына. Крупного и здорового.
Мужик был на седьмом небе. Пока не заметил – очень скоро, – что жене его долгожданный ребенок безразличен.
Сначала молодая женщина пыталась это скрывать. Когда поняла, что ей неприятно даже видеть малыша, не то что брать на руки, – сочла себя чудовищем и попыталась повеситься.
Для каждого больного – и для каждого его родственника – их ужасные ситуации уникальны. Но сколько же послеродовых депрессий видел – и лечил, часто очень успешно – психиатр высшей квалификации Марк Лазман?
Вот и в этом случае шансы на полное выздоровление (ситуация-то реактивная) достаточно велики. Однако насколько ему было бы легче, если б он лечил женщину в стационаре, а не наблюдал ее раз в три дня у себя дома!
Но депутат даже слышать не хочет, чтобы его жена полежала, как он вслух и сказал, «в дурдоме». Вот если б у нее была, скажем, дизентерия – то пожалуйста. Инфекционное отделение депутата наверняка названием бы не испугало. А вот реактивный психоз – это в депутатской среде вещь как будто невозможная…
Сколько же он больных за последние пять дней принял? Сколько ужасных историй выслушал! А еще больше – кажущихся ужасными. Хотя больным от этого не легче: болячка, может, и выдуманная, а болит-то по-настоящему!
Помог не всем. Но многим. И гораздо больше, чем, скажем, десять или тем более пятнадцать лет назад.
Прогресс в этой области знаний был фантастический.
Марк еще помнил свои институтские учебники, в которых не столько объяснялись коренные причины того или иного заболевания – они и сейчас не вполне ясны, – сколько описывались его многочисленные внешние проявления. Сегодня же многие патологические явления, поражающие психику человека, не только стали гораздо понятнее, но и поддаются лечению.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!