Наш грешный мир - Ольга Володарская

– Вы так сразу поверили в то, что убийца? Подумаешь, человек на портрете на вас похож!

– Я чувствовал в себе злость. И способность к насилию. А еще у меня наколки. Как и у многих сирот, росших в послевоенные годы. И они похожи на тюремные. Все, как мне казалось, говорило о том, что разыскиваемый преступник – именно я.

– И что же вы сделали?

– Знаете, Аня, что удивительно… Я забыл ту часть своей жизни, в которой я ученый, искусствовед. А детство-юность помнил. Драки, бродяжничество, голод, все казалось знакомым и привычным. Я знал, как выжить.

– Вы стали бомжом?

Аня с недоверием посмотрела на Андрея Геннадьевича. Бездомные в сорок лет на семьдесят выглядят. Этому пожилому господину тоже можно дать лет семьдесят, но на самом деле ему восемьдесят четыре. Как он умудрился так сохраниться?

– Я не алкаш, не наркоша, – ответил на ее немой вопрос Андрей Геннадьевич. – Меня не били, не гоняли собратья, потому что считали авторитетным уркой. Вольная жизнь меня даже омолодила. Да, когда меня нашли, я был помят, грязен, не чесан, но это все исправляется за несколько дней. На то, чтобы отъесться, вставить зубные протезы, вылечить кое-какие кожные заболевания, у меня ушел месяц.

– Кто вас нашел?

– Сынок.

– Постойте… – Аня вдруг подумала, что старик может быть сумасшедшим, и напряглась. – Но вы же?..

– Гей. И что? Мы с любимым усыновили мальчика. Не официально, естественно. Да и не мальчиком он уже был, а восемнадцатилетним парнем. Мы его на улице отбили у шпаны. Те лупили педика, мы вступились. Привели домой, подлечили, да так и оставили – он приезжим был. Мы его сынком звали, он нас по именам.

– Выходит, он вас одиннадцать лет искал?

– Я предупреждал, что история немного фантастическая, поэтому не удивляйтесь тому, что я сейчас скажу: сынок не искал меня вовсе. Случайно наткнулся. На улице. Я у метро побирался, а он мимо шел. Узнал. И я его. Сразу! Хотя мы оба очень сильно изменились. Тогда ко мне память начала возвращаться, а после сеансов у психиатра стопроцентно восстановилась. Даже то, что по старости забыл, воскресил. Представляете?

– Почему сынок вас не искал?

– Мы рассорились после смерти моего любимого. Я страшно переживал и нуждался в поддержке. Но сынок собрался на другой конец страны. Я обиделся, накричал, обозвал неблагодарным… И мы потерялись. А нашлись только спустя двадцать лет. – Старик улыбнулся, сверкнув новыми протезами. – Теперь я полностью восстановился. Чувствую себя превосходно. Готов прожить еще как минимум одиннадцать лет, чтобы наверстать годы бродяжничества.

История Андрея Геннадьевича действительно была немного фантастичной, но с Аниной не сравнить. Ее – самая настоящая сказка о Золушке и прекрасном принце. Поэтому она поверила мужчине. Тем более не трудно его историю проверить. Петр, когда вернется, займется этим, если посчитает нужным.

– Лина все завещала вам, не так ли? – услышала Аня голос Андрея Геннадьевича. Она отвлеклась, вновь глянув на свое окно. Проверила Данилку. Он оставался на боевом посту, и это радовало. Значит, тапки пока живы.

– Наследников оказалось несколько, – ответила она, не сказав, что некоторым из них досталась «дырка от бублика»: Фросе-Еве коллекция конфетных фантиков, а ее брату старый зонтик. – Но среди них не было вас. Кстати, вы не назвали свою фамилию.

Последнюю фразу он как будто не услышал.

– Анечка, я говорю не о всякой ерунде, к коей могу причислить халупу, в которой Лина жила последние годы. Я о драгоценностях. Она их спрятала. И оставила указание, где искать настоящим наследникам. Я все знаю. Ваша бабушка мне и об этом рассказывала. Затейницей была страшной. Развлекала себя ребусами да шарадами. Больше составляла, чем разгадывала…

– Украшения тоже были поделены между всеми родственниками.

Это было не совсем так. Каждому члену семьи Элеонора Георгиевна разрешила выбрать один предмет. Кроме гарнитура Шаховских, который, как и остальные драгоценности, отошел Ане.

– А «Славу»? Его она вам оставила, признайтесь? – не унимался старик.

– Его не существует.

– Да, я слышал, будто он сгинул. Это правда? – Аня кивнула. – Ходило множество слухов. Искусствоведы, антиквары, коллекционеры… Многие искали камень, но в тот период я бомжевал, поэтому до меня донеслись лишь обрывки…

Он что-то еще болтал, но Аня уже не слушала. Пришло ощущение того, что ей заговаривают зубы. Не просто по-стариковски чешут языком, а, если использовать другой популярный фразеологизм, пудрят мозги.

– Так как, простите, ваша фамилия? – перебила собеседника она.

– Савельев. И если вы мне не доверяете, то совершенно зря. Хотите, я покажу вам паспорт?

– Покажите.

Старик полез во внутренний карман, но тут же сокрушенно проговорил:

– Черт, оставил в гостинице.

– Отправились к адвокату без документа? Странно.

– Мне восемьдесят четыре года. Что вы хотите? – Он начал раздражаться и нервничать.

– А как же стопроцентная память?

– Лина вела дневники, там наверняка есть что-то обо мне. Прочтите, убедитесь.

– Хорошо, я так и сделаю. – Аня поднялась с лавки. – Мне пора.

– Но я не ответил на ваш последний вопрос. Вы хотели узнать, что за сокровище завещала мне Лина.

– Поскольку она вам ничего не завещала, то вопрос снимается, – выпалила Аня и торопливо зашагала к подъезду.

– Постойте, прошу.

– Я позову охрану, если вы не отстанете, – разозлилась она.

Старик тут же ретировался, а Аня скрылась в подъезде.

* * *

Поднявшись в квартиру, Аня присоединилась к Данилке и тоже выглянула во двор. Андрея Геннадьевича видно не было, но это ничуть не успокаивало.

Аня обняла пса за шею, поцеловала в нос. Данилка чихнул и тряхнул ушами. Ему было щекотно.

– Есть хочешь? – спросила она у пса.

Тот тут же бросился к своим мискам и завилял хвостом. Едва на дно одной из них посыпался сухой корм, в кухню влетели кошки. Их кормушки были наполнены. Но зачем же есть свое, когда можно украсть чужое? Ане обычно отгоняла их, но сейчас махнула рукой. Пусть четвероногие питомцы сами разбираются.

Она прошла в гостиную, открыла сейф. В нем хранились те самые фамильные украшения. Колье, серьги, браслеты, кольца и диадема. Главное сокровище – гарнитур Шаховских, но без знаменитого «Славы». Аня сказала бы «Увы!», если бы так не радовалась пропаже камня. Она не готова была стать владелицей бриллианта стоимостью двести пятьдесят миллионов долларов. Ее даже эта коллекция смущала. Хотя это лишь малая часть фамильного наследия. Половину драгоценностей бабуся распродала в лихие девяностые, треть от второй отошла ближайшим родственникам: брату Элеоноры Георгиевны, Сергею, его детям и внукам. Ефросинья до последнего билась за колье Шаховских, но вынуждена была довольствоваться другим. Пусть шикарным, но без истории. Аня думала, Фрося диадему отхватит. Не корона, конечно, но венец, достойный монарших особ.