Наш грешный мир - Ольга Володарская

Аня вздохнула. Муж считал, что она слишком много позволяет Леше и Лине. Дословно: дует им в попки. Сергей Отрадов с этим не соглашался. Он стоял на том, что детей нужно баловать хотя бы одному из родителей. Раз отец строгий и требовательный, пусть мама будет мягкой и доброй. Но когда Аня так же покладисто вела себя с Петром, Сергей неодобрительно качал головой. Не отставал от старших и маленький Алексей. Он называл родительницу папенькиной дочкой. То есть три ее самых близких и родных мужчины были убеждены в том, что Аня дает собой помыкать всем членам семьи. Но она шла не у них на поводу (как мужчины не понимали этого?), а у своих желаний. Не их она баловала – себя. Ане нравилось окутывать своей добротой и нежностью близких. Она создавала кокон, в центре которого оказывалась сама…

– Пап, давай закроем тему, – попросила Аня. Могла бы отчеканить, а то и рявкнуть, но зачем? Она же не с проштрафившимся работником беседует, а со своим папочкой. – Посоветуй, что предпринять. Или вообще не стоит заморачиваться?

– Заморачиваться не стоит, но кое-что предпринять надо.

– А именно?

– Проверь по базам, существует ли такой человек, как Савельев Андрей… Как по батюшке?

– Геннадьевич.

– Вот. И если ему восемьдесят четыре, то дату рождения нетрудно определить. Место он тебе назвал: Ленинград.

– А где я базы эти возьму?

– У мужа в компьютере. Или он его с собой взял?

– Только планшет. Ноутбук в кабинете.

– Вот пойди и посмотри. Только не говори, что не знаешь пароля. Все жены его рано или поздно разгадывают. Подбирают цифры или взламывают систему.

– Пароль я знаю. Мне Петр его сказал. У нас нет секретов друг от друга, пап. Но с чего ты взял, что в его ноуте есть базы?

– Будь уверена.

– Ладно, я поищу. А дальше-то что?

– По результату. О котором ты мне сообщишь, когда прилечу. Если ты не заметила, я в аэропорту.

– Ты собрался куда-то?

– Я провожал партнера по бизнесу. Он из Франкфурта. Довел до стойки регистрации, распрощался с ним, присел в кафе, чтобы перекусить… И тут звонишь ты.

– Пап, хватит меня обманывать. За твоей спиной горит вывеска «Дьюти-фри». Я только сейчас заметила. Ты собрался куда-то за границу. Вот и лети.

– Там ерунда. Я лучше к тебе. Тем более ты одна. Нет ни детей, ни мужа. Проведем время вместе.

– Я очень буду тебе рада. Как и они, – Аня указала на кошаков, которые, навострив свои большие уши, вглядывались в экран. – Напиши номер рейса, я встречу.

– Доберусь на такси. У тебя другая задача: смотреть базу и не выходить из дома.

– Даже если Андрей Геннадьевич реально существующий человек?

Отец поднял указательный палец вверх, и это означало: «именно так».

– Как интересно, – Аня хохотнула. – Муж мой, значит, помешанный на контроле тиран, а ты не такой?

– Дочура, ты пойми, если Петр узнает, что я не защитил тебя от опасности, пусть и мнимой, то в углу на горохе мы будем стоять вместе.

– Ладно, я буду ждать тебя дома.

– Вот и молодец. До встречи.

– Пока.

Аня помахала отцу, и он отключился. Кошаки тут же взвыли.

– Скоро приедет ваш лучший друг, – сказала им Аня. – Потерпите.

Но Юнона и Авось ее не поняли. Спрыгнув с рук хозяйки, убежали в спальню, где обитал Сергей, когда приезжал, грустить.

Они шли по Арбату в направлении Евиного дома. Евгений с большим интересом рассматривал отреставрированные здания и постоянно задавал вопросы. Ему было любопытно, кто построил тот или иной особняк, кому дом принадлежал до революции и кто из знаменитостей живет в нем теперь. Гидом Ева оказалась вполне сносным, поэтому парижский гость получал ответы как минимум через раз.

– Вы так хорошо знаете историю своего города, Ева, – восхитился Евгений.

– Не всего, а только малой его части. Я росла на Арбате и бегала по дворам и переулкам еще девочкой. – О том, что это было еще во времена СССР, она умолчала. Зачем напоминать о своем возрасте?

– Особняк, в котором вы живете, до революции принадлежал Шаховским или Анненковым?

– Ни тем, ни другим, – рассмеялась Ева. – Это был доходный дом. Квартиры в нем сдавались.

– А вы бывали в… э… как это по-русски? В семейных гнездах своих предков?

– Нет. Усадьбу Анненковых разорили и разграбили в революцию. Дом и службы сожгли. Остались только фундаменты. Те же дома, в которых обитали мои прапрапрадеды и бабки по линии Шаховских, я гнездами не считаю. По большей части это были казенные квартиры и особняки. Дело в том, что представители моего рода служили на благо отечеству, и князья Шаховские, как правило, становились либо крупными политическими деятелями, либо дипломатами, либо военачальниками.

– Про Анненковых вы забываете. Незаслуженно, хочу вам сказать. Достойнейший род, пусть и не такой древний, как Шаховские, что от самого Рюрика ведут родословную.

– Не буду спорить. Среди наших с вами общих предков были и генералы, и общественные деятели, и юристы. Но больше славистов, поэтов, ботаников. Ветвь Анненковых послабее будет.

– По мужской линии, возможно. Но не по женской. Это княжны Шаховские благодаря фамильному бриллианту, носящему имя «Слава», удачно выходили замуж, рожали прекрасных детей, жили долго и счастливо, а Анненковы блистали без помощи древних амулетов.

Ева остановилась и заинтересованно посмотрела на Евгения. Откуда он узнал о «Славе»?

– Я ознакомился с книгой брата вашей бабушки, Сергея Отрадова, – ответил на ее немой вопрос молодой князь. – Он посвятил бриллианту несколько глав.

– Насколько я знаю, это была ограниченная серия.

– Да, всего три тысячи экземпляров.

– Когда она появилась в продаже, вы еще в школе учились, – сочла нужным заметить Ева, которой Евгений по-прежнему казался юным и неопытным.

– Мне двадцать восемь, Ева, – напомнил Евгений. – Я на тот момент уже заканчивал колледж. И, наткнувшись в Интернете на документальный труд, посвященный семействам Шаховских-Анненковых, заказал его.

Ева не могла поручиться за остальных, но предполагала, что все, кто имел отношение к истории «Славы», не желали ее вспоминать.

Началось все семь с половиной лет назад. Тогда выяснилось, что семья Шаховских на протяжении трех веков владела камнем, который, мало того, был огромен и чист, то есть баснословно дорог, но еще и приносил удачу. Алмаз, из которого впоследствии огранили бриллиант, был родом из Индии. По легенде, изъят из левой, милостивой, глазницы индуистского бога. После серии перепродаж «Слава» оказался в числе сокровищ российской короны. Сама императрица Екатерина Великая преподнесла драгоценный камень князю Шаховскому, послу Российской империи, и с тех пор он передавался по наследству старшим дочерям глав семейства. Если дочек не рождалось, женам старших сыновей. Так «Слава» оказался у матери Элеоноры Георгиевны, Шаховской в замужестве, в девичестве Анненковой. Она передала его вместе с остальными сокровищами дочери. Не из рук в руки, так не вышло хотя бы потому, что молодую княгиню убили пьяные красноармейцы, когда ее дочь была еще младенцем. Но женщина смогла оставить зашифрованное послание, а подросшая Лина разгадать ребус и найти сокровища. Чего только не было в сундуке (то есть в суповой кастрюле), зарытом в могиле предков: колье, кольца, браслеты, яйца Фаберже. Целое состояние! Но кто будет хвастаться таким, когда живешь при коммунистах? Элеонора Георгиевна не кичилась своим наследством. Укрывала его ото всех, посвящая в тайны лишь избранных. Берегла каждую мелочь, пока была возможность. Но в годы перестройки много чего сдала в ломбард, чтобы прокормить себя и внучку Ефросинью-Еву. Однако знаменитое колье Шаховских: простая витая цепочка и три крупных камня-подвески, центральный камень и есть «Слава», сохранила. Бриллиант был очень ценным – за него предлагали… двести пятьдесят миллионов долларов!