Моя дорогая Ада - Кристиан Беркель
Шрифт:
Интервал:
– Ада…
Наконец он на меня посмотрел.
– Кто тогда будет о тебе заботиться после школы? Готовить для тебя? И для меня?
– Ты.
– Мужчины не умеют готовить.
Он рассмеялся.
– Но мама говорит, ты можешь все.
– В плане домашнего хозяйства у меня обе руки левые, – смеялся он.
– Ты врешь, ты врешь! – закричала я. – Мама сказала, у тебя золотые руки, исцеляющие руки, и…
– Но только в клинике. Дома у меня обе левые.
Он перестал смеяться, намазал маслом кусок хлеба, положил сверху колбасу, быстрым движением разрезал бутерброд на две половины, сложил их и завернул в бумагу. Потом положил перекус в мой рюкзак. Вытер со стола крошки. Какая там неуклюжесть.
– Почему мы не можем жить вдвоем? Только ты и я.
Он посмотрел на меня непонимающе.
Неразлучники
Первая неделя пролетела быстро. По утрам я ходила в школу. Когда возвращалась, папа пытался сварганить что-нибудь съедобное. Словно в доказательство собственной непригодности, он провалил первую же попытку приготовить яичницу. После обеда он ложился вздремнуть. С этого момента я была предоставлена самой себе, пока вечером он не возвращался из клиники.
Как только он выходил за порог, я договаривалась о встрече с Ушкой. Я ужасно стыдилась, что меня бросила мать, и сочинила историю.
– Она уехала в Мадрид, к своей матери.
– Надолго?
– Понятия не имею. У нее какие-то дела. – Я попыталась перевести тему. – Твоя бабушка живет в Берлине?
– Нет, она погибла в войну, – сказала Ушка.
– Мою приговорили к смертной казни.
– Здесь, в Берлине?
– Нет, думаю, в Испании. Она была ана… Анархом, что-то такое.
– Анархисткой?
– Думаю, да. Но больше я ничего не знаю, – поспешила добавить я, опасаясь дальнейших расспросов. – У вас тоже никто об этом не говорит?
– Иногда, но не часто. Спрашивать тоже не хочется.
– Да, или?.. Просто это так… Странно.
Мы молча уставились перед собой.
– Знаешь Брижит Бардо? – спросила Ушка.
– Нет.
– Французская актриса. Безумно классная и красивая.
– Да?
– Фильмов с ней я еще не смотрела, но видела фото в журналах.
– И? – спросила я, радуясь смене темы.
– Француженки совсем другие. Изящнее. Женственнее. Не такие…
– Храбрые?
Ушка глянула на меня с удивлением.
– Храбрые? Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Когда я приехала из Буэнос-Айреса, подумала, что все здесь такие… ну, строгие. А потом мама сказала, что на войне им пришлось быть очень храбрыми… И сильными.
– Храбрыми и сильными, хм…
Ушка смотрела перед собой.
– Твоя мама храбрая и сильная?
– Не знаю. Мы же приехали из Аргентины. Там же все было иначе. Но… Да, ей пришлось все делать самой. Отца там не было.
Каждый раз, когда я упоминала об отце, я замечала, что Ушка грустнеет. Я прикусила губу. Глупая корова, зачем его упоминать? Я попыталась сменить тему.
– В них точно что-то есть. Стиль. Это je ne sais quoi.
Ушка вдруг на меня посмотрела.
– В тебе тоже оно есть.
– Что?
– Это не знаю что.
Мы рассмеялись.
– Je ne sais quoi. Не знаю что, – повторила Ушка.
– Раньше я могла так же дурачиться с мамой. Но с тех пор как мы переехали сюда, это почему-то перестало работать, – сказала я.
Ушка выпрямила спину.
– Сильные и храбрые.
Мы снова прыснули.
– Сильные…
– Храбрые…
– Послушные…
– И скучные…
Мы упали друг другу в объятия.
– Нееет.
– Мы такими быть не хотим.
– Мы такими не станем. – Ушка взяла меня за плечи и пристально посмотрела в глаза. – Поклянись, – велела она.
Я торжественно подняла правую руку.
– Клянусь.
– Мы будем как Брижит Бардо и Жанна Моро или Катрин Денёв, знаешь?
Я покачала головой.
– Да ты ничего не знаешь. В мире существуют не только Гете и Бетховен.
– Гете и кто?
Мы снова затряслись от хохота.
– «Переверни Бетховена»[10] Чака Берри, знаешь? – допытывалась она.
– Не-а.
– Элвис Пресли, «Тюремный рок»?[11]
– Нее.
– «Твое обманчивое сердце»[12] Хэнка Уильямса, «Рок круглые сутки»[13] Билла Хейли, «Тутти Фрутти»[14] Литл Ричарда, Джерри Ли Льюиса, «The Platters», Джонни Кэша?
– Никого не знаю.
– Ну хоть Петера Александера?
– Его постоянно слушает мой двоюродный брат.
– Позорные родственники? Ты их от меня скрывала, признай.
Ушка устранила пробелы в моем образовании, а я познакомила ее с миром аргентинского танго и гаучо. На переменах мы вместе отрабатывали шаги в школьном дворе. Ушка довольно быстро взяла на себя ведущую роль – она была не только старше, но и выше меня. За нами начали пристально наблюдать. Поползли разговоры, подстрекаемые честолюбивой Беттиной с брекетами и широкой лягушачьей улыбкой. Думаю, именно она пустила слух, что мы считаем себя лучше других и к тому же влюблены друг в друга, что считалось позором. Но нам было плевать. Мы наслаждались особым статусом. В конце концов мы поклялись, что будем какими угодно, только не храбрыми, послушными и скучными. Но мы были по-своему сильны. Легкий флер нечестивости оказался даже на пользу. Мальчики с подозрением смотрели нам вслед, но делали это украдкой – нас все же слегка опасались. К тому же никто не хотел связываться ни с жердью, дочерью предателя родины, как говорили об Ушке, ни с иностранкой, чьи родители были во время войны неизвестно на какой стороне. Мы вызывали подозрения.
Время с Мопп
На второй неделе приехала Мопп. Она каждый день готовила нам еду, ходила за покупками, забирала грязное белье, следила, чтобы я делала уроки. Приготовив ужин, она исчезала до следующего утра. Так тянулся день, пока наконец мы не падали в объятия спасительной ночи. Каждый в своей комнате. Одиночество вдвоем. Отец был не слишком разговорчив и до отъезда моей матери, а теперь он окончательно замкнулся в своей раковине. Днем он спал, вечером читал. Я начала задаваться вопросом, не сожалеет ли он о созданной семье.
Я усердно училась в школе. Думала, может, его порадуют хорошие оценки. Но когда я показывала ему свои тетради, он лишь бросал беглый взгляд, хвалил меня – каждый раз одними и теми же словами, спрашивал, не нужна ли помощь, и возвращался к своим книгам, когда я гордо качала головой. Сегодня я думаю, что наши отношения были полны недопонимания.
Столь горькое положение сблизило меня с Мопп. Из чужого человека она постепенно превратилась в союзника, которому я доверяла иначе, чем Ушке. Через три недели я впервые заставила себя задать вопрос, который назревал во мне, как скрытое воспаление, с тех пор как уехала мать.
– Что мама делает в Аргентине?
– Думаю, хочет попрощаться, в последний раз, понимаешь?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!