Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский

Заявление Милюкова вызвало гнев всех демократических элементов Таврического дворца. Исполнительный комитет поспешно созвал специальное заседание, на котором я был подвергнут враждебному перекрестному допросу. Я отказался втягиваться в спор и просто ответил:

— Да, такой план был, но он никогда не будет осуществлен. Это невозможно и нет причин для беспокойства. Со мной не советовались по поводу регентства, и я не принимал участия в его обсуждении. В крайнем случае я могу попросить правительство сделать выбор между отказом от этого плана и принятием моей отставки.

Этот вопрос о регентстве меня нисколько не беспокоил, но мне было трудно передать свою уверенность другим.

Исполнительный комитет предпринял собственные меры против проекта регентства. Оно хотело послать в Псков свою делегацию вместе с Гучковым и Шульгиным, которые уезжали в этот день, или, если это не удастся, помешать поезду наших делегатов. Но все получилось в итоге.

Делегация Временного комитета Думы в составе Гучкова и депутата-консерватора Шульгина выехала в Псков около 16 часов дня, чтобы потребовать отречения царя. По прибытии они обнаружили, что все уже улажено и вопреки их ожиданиям. Царь отрекся от престола не только за себя, но и за сына, назвав своим преемником своего брата Михаила Александровича. В то же время Николай назначил великого князя Николая Николаевича (занявшего этот пост в начале войны) своим преемником на посту главнокомандующего русскими армиями.

Обо всем этом мы узнали только в ночь на 3 марта, а между тем, пока мы ждали известий от Гучкова и Шульгина, надо было заняться многими делами. Я организовал перевод бывших министров в Петропавловскую крепость и впервые предстал в качестве министра юстиции перед Советом Петроградской коллегии адвокатов. Я хотел приветствовать представителей моей профессии, в которой я научился бороться за право и свободу в соответствии с законом. Несмотря на самодержавие, адвокатура была единственной независимой государственной организацией, за что ее ненавидели самодержавие и сам царь. Я хотел рассказать представителям моей профессии, сыгравшим столь большую роль в борьбе за освобождение России, о моих планах реформ в Министерстве юстиции и заручиться их поддержкой.

К вечеру нам удалось восстановить нормальную телеграфную связь между столицей и провинциями. В Думе был специальный телеграф. Как только аппарат был восстановлен, я разослал свои первые распоряжения министра юстиции. Первая телеграмма предписывала всем прокурорам всей страны немедленно посетить все тюрьмы, освободить всех политических заключенных и передать им привет нового революционного правительства. Вторая телеграмма шла в Сибирь, предписывая немедленно освободить из ссылки Екатерину Брешковскую, «бабушку русской революции», и препроводить ее со всеми почестями в Петроград. Аналогичные телеграммы я послал с требованием об освобождении пятерых социал-демократов — членов IV Думы, осужденных на ссылку в 1915 г.

Е.К. Брешко-Брешковская и Керенский.

Тем временем в Гельсингфорсе сложилась тяжелая ситуация. Резня офицеров и уничтожение флота ожидались в любой момент. Меня срочно вызвали в Адмиралтейство, где я по междугородному телефону связался с представителем всех флотских экипажей. В ответ на мои мольбы этот человек пообещал приложить все свои усилия и влияние своих соратников, чтобы успокоить экипажи. Резня была предотвращена. В тот же вечер делегация всех думских партий выехала в Гельсингфорс для восстановления дисциплины. На какое-то время у нас больше не было проблем на военно-морской базе. Беспорядки, однако, не обошлись без трагедии, ибо 4 марта в Гельсингфорсе был убит адмирал Непенин, дворянин и отличный офицер. Он был убит гражданским лицом, личность которого так и не была установлена.

Дело в Кронштадте, о котором я уже упоминал и которое грозило гибелью всего Балтийского флота, произошло 1 марта. Известия об этих беспорядках пришли с некоторым опозданием. Погибло несколько десятков человек, в том числе тридцать девять офицеров. Адмирал Вирен, главнокомандующий в Кронштадте, был буквально растерзан. Около пятисот человек, в том числе более двухсот офицеров, были арестованы солдатами и матросами, посажены в тюрьму и подвергнуты унизительному обращению. Пресловутая Кронштадтская комната ужасов — самая мрачная страница Революции.

Наконец, ночь закончила этот суматошный день. Члены Временного правительства постепенно отбросили заботы дня и собрались для обсуждения более принципиальных вопросов. Мы с нетерпением ждали новостей от Гучкова и Шульгина. Всем становилось ясно, что о регентстве уже поздно думать, что передать власть такому правительству будет почти невозможно и что любая попытка сделать это приведет к тяжелым последствиям.

В те дни мнения и взгляды людей быстро приспосабливались к изменяющейся ситуации. В частных беседах с членами Временного правительства и Временного комитета Думы я понял, что все они были смирились с мыслью о том, что идея регентства обречена и готовы принять этот факт хладнокровно. Один Милюков (в отсутствие Гучкова) не понял изменившихся обстоятельств. Все чувствовали, что мы приближаемся к решающему моменту.

Ночь 3 марта осталась в моей памяти незабываемой. Эта ночь сблизила членов Временного правительства и заставила их понять друг друга (по крайней мере, так я чувствовал) лучше, чем это было бы возможно за месяцы близкого общения. В этот критический момент каждый действовал и говорил только по совести. Они открылись друг другу и установили то взаимное доверие, ту неуловимую связь от души к душе, без которой было бы совершенно невозможно нести бремя управления в этот острейший кризис в истории нации. Ночью 3 марта стало ясно, что Временное правительство, как только оно будет сформировано, будет сильным, сплоченным ядром и что подавляющее большинство будет работать в полной солидарности.

Я думаю, что было около трех часов утра или, во всяком случае, очень поздно, когда пришло долгожданное сообщение от Гучкова и Шульгина. «Отречение состоялось, но в пользу Михаила Александровича, уже провозглашенного императором», — говорилось в сообщении. Мы не могли этого понять. Что произошло? Кто вдохновил на этот шаг? Кто поддерживал нового императора? Что наши посланники сделали по этому поводу? Михаил как император! Это было невозможно, нелепо!

Первой задачей, стоявшей перед нами, было не допустить, чтобы эта новость стала известна стране и армии. Я думаю, это Родзянко бросился на прямую телефонную линию в Военное министерство, чтобы связаться с генералом Алексеевым в Ставке. Были приняты и другие срочные меры. Потом мы начали обсуждать ситуацию. Михаил Александрович был в Петрограде, так что к утру вопрос так или иначе решится. Во всяком случае, мы должны были решить проблему немедленно, ибо нельзя было больше держать страну в этом состоянии неопределенности и беспокойства. Либо мы должны принести присягу на верность новому императору, либо мы должны заставить его также отречься от престола, и немедленно.

Решение