Пропавший мальчик, пропавшая девочка - Питер Страуб

Оба конца стены утопали в густом переплетении бурьяна и виноградной лозы, поглотившем деревянный забор шести футов высотой с обеих сторон заднего двора и похожем на жутко переросшую живую изгородь. Со стороны переулка эти заросли казались непреодолимо плотными. В разгар лета они источали сильный древесный запах смеси плодородия и гниения. Вот и сейчас Марк уловил этот едва заметный запах, истекавший из самого средоточия зарослей. Никогда не удавалось ему понять — лучший ли это запах из всех ему известных или самый отвратительный.

Поскольку из проулка дома не было видно, Марку захотелось еще раз взглянуть на него. Желание это по силе равнялось застарелому голоду — как засевшая в сердце заноза.

По узкому проулку он добежал до заднего двора Монэгенов, перемахнул их трехфутовый кирпичный заборчик, по сухой выжженной глинистой земле с островками зеленой травы пробежал к задней двери и ударом распахнул ее.

— Эй, Джимбо! — позвал он. — Можно тебя на минутку?

— Уже идет, Марки, — донесся голос матери Джимбо. — А чего это ты с черного хода?

— Да я шел от переулка

Появившись в арке кухни, она направилась к Марку с волнующей улыбкой. В Марго Монэген его волновала не только улыбка Марк считал ее самой красивой женщиной на свете — самой красивой в кино и в жизни. Ярко-рыжие волосы Марго мягко падали, чуть не доставая до плеч, и она поправляла их пальцами. Летом она обычно носила футболки с шортами или синими джинсами, и когда он смотрел на ее тело в такой тонкой, свободной одежде, то порой чувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Женщина, улыбавшаяся Марку, пока тот приближался к входной двери, казалось, не только понятия не имела, насколько она великолепна, но и была совсем проста Она держалась с ним по-матерински приветливо и непринужденно, нимало не смущаясь насчет своей простой домашней одежды. Помимо того, что Марго была красавицей, она прекрасно ладила с соседями. О красоте миссис Монэген Марк мог говорить только с мамой. Открыв дверь, Марго прислонилась к косяку. И в то же мгновение пенис Марка начал расти и твердеть. Он сунул руки в карманы, мысленно радуясь, что джинсы такие широкие. Она крайне осложнила ситуацию тем, что протянула руку и погладила макушку мальчика

— Как бы я хотела, чтоб у моего Джимбо была вот такая же стрижка, — сказала Марго. — А то он похож на дурачка хиппи. Твоя заметно прохладнее.

До Марка не сразу дошло, что она говорит о температуре тела

— Какие приключения запланировали на сегодня?

— Ничего такого особенного.

— Я все прошу Джимбо показать мне, что он может на скейтборде, но он наотрез отказывается!

— Нам еще учиться и учиться, прежде чем представать перед публикой, — сказал Марк.

У Марго была белейшая, нежнейшая полупрозрачная кожа, считал Марк, нежнее, чем у молоденькой девушки. Ему казалось, он может видеть ее насквозь, проникая взглядом все ближе и ближе к ее внутреннему свету. Синева ее глаз проливалась идеальными кругами на белом, и восхитительно пышные формы угадывались под черной футболкой с надписью «69 песен о любви». Это была одна из его футболок, которую у него взял поносить Джимбо. Его футболка, обтягивающая плечи Марго Монэген, грудь Марго Монэген. Господи ты боже мой...

— А ты симпатичный парень, — сказала она — Смотри, подрастут ведьмочки одноклассницы, попадешь в ежовые рукавицы.

Марк почувствовал, как жар прилил к лицу.

— О, прости, милый, я смутила тебя... — проговорила Марго и смутила его окончательно. — Я такая растяпа.

— Ну ма-а-ам,— промычал Джимбо, бочком протискиваясь в дверь и едва не отталкивая мать, — я ведь просил тебя, не приставай к моим друзьям

— Я не приставала к Марку, сынок, я...

А чтобы окончательно сойти с ума, подумал Марк, можно припомнить, что пятнадцать лет назад Джимбо выполз на белый свет между колоннообразных ног Марго Монэген.

— Ладно, мам, — бросил Джимбо и спрыгнул со ступеней на задний двор.

Марк прижал ладонь к пылающей щеке и взглянул на мать друга

— Иди, иди, — сказала она.

Он спрыгнул со ступеней и догнал Джимбо за низенькой кирпичной оградой.

— Меня бесит, когда она так делает, — сказал Джимбо.

— Что делает?

— Треплется с моими друзьями, вот что. Будто вынюхивает. Выуживает информацию.

— Да пусть, я не против.

— Вообще-то я тоже. Ну, чем займемся?

— Давай еще разок проверим тот дом.

— Ага, пойдем на свалку, подстрелим пару крыс.

Это был намек на фильм Вуди Аллена, который они смотрели пару лет назад. Там у блестящего гитариста, которого сыграл Шон Пенн, был неограниченный запас свободного времени, и он не придумал ничего лучшего, как потратить его, стреляя в крыс на местной свалке. Для Марка и Джимбо эта фраза обозначала бессмысленную затею.

Джимбо улыбнулся и глянул сбоку на друга:

— Только давай пройдем через парк, посмотрим, чем народ занимается, а?

Летними вечерами старшеклассники и бездельники со всех концов города собирались вокруг фонтана в парке Шермана. В зависимости от того, кто там был, у фонтана могло быть весело или немного страшно, но скучно — никогда. Обычно мальчики решали отправиться в парк без обсуждения и принимали участие во всем, что бы там ни происходило.

— Будь другом, а? — попросил Марк, вздрогнув от острой боли в сердце при мысли о том, что они сейчас не вернутся в переулок. — Ну, давай вместе сходим, глянем кое на что.

— Ты опять бредишь, — сказал Джимбо. — Ладно, веди.

Марк уже шагал по переулку.

— Ты видел его уже тысячу раз, но сейчас надо, чтоб ты подумал о нем, о'кей?

— Слышь, сколько тебя помню, ты всегда был смешной парень, — сказал Джимбо.

— Слышь, сколько тебя помню, ты когда-то был смышленый парень.

— Пошел ты!

— И тебя туда же.

Чувствуя мрачную удовлетворенность после обмена любезностями, они направились к точке между задним двором Марка и бетонной стеной.

— Нет, ты посмотри. Как следует посмотри.

— Ну, бетонная стена, сверху — колючка.

— Что еще?

Джимбо пожал плечами. Марк показал на плотную путаницу стеблей и листвы по обеим краям стены.

— Плюс вся эта фигня, — продолжил Джимбо, — заросли слева и справа.

— Вот именно — слева и справа. А дальше?

— А дальше — навроде высокой живой изгороди.

— А зачем вся эта фигня? Чего ради надо было ее городить?

— Чего зачем? Чтоб не лез никто.

— А ты на другие участки в квартале посмотри — разница есть?