Древо мира. Вехи будущего - Евгения Решетова

Они были незнакомы. Как солнце и луна, как жар и снег, разные и чужие друг другу настолько, насколько это можно представить. Но в целом мире они не смогли бы найти никого ближе и роднее.

– Я здесь мечтаю, – сказал он.

– Это отличное место, – ответила она. – И о чем ты мечтаешь?

– О тебе.

– Это глупо. Я здесь. А мечтать нужно о том, что там, – она взмахнула рукой. – О том, что мы не видим, но знаем. О том, что если встать на носочки и вытянуть шею, за горизонтом будет виден самый краешек. Это и есть мечта. Она всегда близко. Так близко, что, кажется, протяни руку и вот она. Можно дотронуться. Но при этом так далеко, что не взять. Не прикоснуться.

– До тебя я тоже могу дотронуться, – он провел ладонью по ее волосам, лишь слегка касаясь их, словно хрупких золотых нитей.

– Не нужно мечтать обо мне, – попросила она и посмотрела прямо в его черные глаза.

«Я уйду за ним в ад и не смогу вернуться».

***

– Я не знаю твоего имени.

Она бросила на него осторожный взгляд. Они встречались в одном и том же месте каждый день.

– И я тоже не знаю твоего, – несмело улыбнулась она.

Его сердце сжалось от этой улыбки. Он жаждал увидеть в ее глазах хоть что-то помимо страха. Любовь. Радость. Желание жизни. Любое проявление счастья, которое он испытывал, всего лишь видя ее.

– Ты не скажешь мне?

Она робко пожала плечами:

– Я не люблю свое имя… Оно напоминает мне о том, что хочется забыть. Отзвуки прошлого, которые омрачают наше будущее.

–Наше?

В его сердце ярким огнем полыхнула надежда. Она думала о будущем с ним. Мечтала. Хотела.

– Да… Для меня ты – единственное, что оставляет веру в будущее.

Сердце не выдержало и взорвалось тысячей золотых теплых огней.

– Ты любишь меня? – он спросил то, что мучило его уже давным-давно.

Последний вопрос. Последнее испытание для измученной души.

Она подняла на него взгляд. Глаза цвета ясного зимнего неба вспыхнули, осветившись нежностью.

– Да.

– Я могу называть тебя любимой, но для других все же должно быть имя.

Видеть в ее глазах радость было для него самой лучшей наградой. Но появившийся вслед за этим страх, вновь наполнил душу мраком.

Каждый день он приходит к их месту у края леса и ждал ее на поваленном дереве. Становилось все холоднее, приближалась зима. Все чаще и чаще небо закрывали тревожно-свинцовые тучи. Она тоже приходила, но каждый раз прощалась с ним, словно это было их последнее свидание. Все чаще он видел на ее глазах слезы и в ярости понимал, что ничего не может поделать. Слуга не может претендовать на дочь господина.

– Знаешь, – на ее губах играла улыбка. – С тех пор, как я увидела тебя… Я начала мечтать. Ты же знаешь, что я младшая из детей, но никогда не видела своих братьев и сестер. Не видела, потому, что я – незаконнорожденная. Моя мать встретила отца, когда была слишком юной и просто сошла с ума от любви к нему. Он бросил ее, никогда не обещал вернуться, хотя знал обо мне. Я, конечно, мечтала, что когда-нибудь он придет и заберет нас к себе, что у нас будет счастливая жизнь… Но так не бывает. Бывает совсем по-другому… Он, действительно, вернулся и забрал меня, вот уж счастье! – с горечью воскликнула она. – Только не потому, что любил, а совсем по другой причине.

Она замолчала, и эта тишина в который раз наполнила его сердце ужасом.

– Я выхожу замуж, – сказала она, наконец.

Мир все же начал рушиться. Воздушные замки складывались как карточный домик, рассыпались прахом мечты. Мрак, захвативший душу, расползался, туманил разум, окутывал безысходностью.

– Ты, – его голос прервался.

– Прости… Я не могла сказать, – слезинки скатывались по щекам, оставляя мокрые дорожки, но он боялся дотронуться до нее и стереть их. – Я ненавидела это место еще до ого как приехала сюда… Но, выйдя из повозки… Ты стал первым, кого я увидела. Ты стоял в стороне и был совершенно другим, непохожим на остальных. Я знала, для чего он привез меня сюда. У него договор с одним из его… друзей. Дочь в обмен на земли. Я в обмен на клочок земли для скота… Унизительно. Меня продали, просто продали. Когда он забирал меня из дома, я еще ничего не знала, но по дороге рассказал все. Он радовался, что я выжила! И теперь не нужно отдавать родных дочерей. Пусть у меня не было отца, но я выросла в любви. Маме и дяде предлагали за меня деньги, мужчины сватались, но уходили, поняв, что никакая сумма не стоит моего счастья. Если бы мама только знала!

Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, отгоняя страхи. Но он не мог. Впервые за всю жизнь, он боялся так, что останавливалось сердце. Боялся ее слов. Боялся ее слез.

– Когда я все узнала… я… я не хотела жить. Я не хотела стать женой старика, чтобы страдать всю жизнь, родить ребенка и умереть в родах, потому что мужу будет плевать на меня. Я мечтала о любви… А когда приехала сюда, то увидела тебя, – она подняла на него заплаканные глаза. – И сразу поняла, что ты – единственный, кого я смогу полюбить. Я знала, что это неправильно, так не должно быть, но сердце говорило мне лишь одно. Твердило постоянно, что ты – тот самый.

Он чувствовал, как в нем снова рождается надежда. Она любит, любит, любит!

Жизнь обрела смысл, чуть было не сгинувший в отчаянии. Голодный, находя черствый ломоть хлеба, не испытывает большей радости, чем влюбленный, обретший надежду. Надежда в любви светит ярче, чем путеводная звезда, держит крепче, чем стальная цепь. Тот, у кого есть надежда, свернет горы и не остановится ни перед какими преградами. Влюбленный не остановится ни перед чем и не отступит назад до тех пор, пока сама судьба не скажет – хватит.

– Я люблю тебя, – твердо сказал он.

Ответ он знал и видел в ее глазах.

***

– Я так не узнал твоего имени…

Она была сама нежность. Ее дыхание грело ему шею в том самом месте, где чувствовалось биение его сердца. Высшим наслаждением для него было держать ее в своих объятьях. Слышать биение ее сердца, ее голос, вдыхать запах ее волос. Все, над чем он когда-либо смеялся, теперь представало в ином свете.

– Я же говорила, что не люблю свое имя.

– Тогда… может, придумаешь другое?

Она посмотрела на него своими ясными голубыми глазами.

– Другое… Хорошая идея, – она отстранилась, и он почувствовал тоску, хотя знал, что она никуда не собирается. – Мы создадим для себя новый мир. Только ты и я – его обитатели. Хочешь, там всегда будет день? И там будет только добро. А мы будем править им. Меня будут звать, – она на мгновение остановилась. – Знаешь, мне никогда не нравилось мое имя… Но я знала женщину, единственную, кто по-настоящему был добр ко мне здесь, пока отец не решил, что она слишком слаба… Ее звали Тинара. Мне всегда нравилось это имя, мне от него было так спокойно… Я бы хотела, чтобы меня звали так. Ты будешь называть меня Тинарой?