Доктор Проктор и его машина времени - Ю Несбе

— Через три дня в соборе Парижской Богоматери нас с Клодом Клише объявили мужем и женой. Вечером гости сели играть в восьмерку, и Клод Клише проиграл сколько-то денег одному из гостей, приглашенных моим папой. Через неделю этого гостя нашли на дне Сены с полными карманами мелочи. Мне кажется, тогда у папы наконец открылись глаза и он понял, что за человек Клод Клише. Папа отвел меня в сторонку, спросил, счастлива ли я, сказал, что он не будет возражать, если я подам на развод, что замок нам не нужен, мы вполне можем жить в маленькой квартирке, а он найдет себе работу. Бедный мой папа! Он не догадывался, что Клод Клише никогда не допустит подобного унижения. Если мы упомянем слово «развод», то оба, и папа и я, окажемся в Сене. Поэтому я сказала, что нет, мы живем прекрасно. Хотя на самом деле не могла вынести больше ни дня под одной крышей с этим монстром.

— Брр три раза!

— Да, это правда. Так шли годы. Папа рано состарился, два года назад он заболел и умер от воспаления легких. Во время прощания на похоронах, когда на гроб бросали землю, Клод шепнул мне, что теперь, когда папы больше нет, я, может быть, думаю, как бы мне сбежать и найти своего любимого профессора. Но если я попытаюсь сделать это, я узнаю, каково стоять на дне Сены с карманами, полными монет, задерживать дыхание и ждать смерти. Потом он похлопал меня по щекам и сказал, что Гиппопотамы будут всегда присматривать за мной.

— Ах он, этот… этот… мужлан, — прошептала Лисе и почувствовала горячие слезы на щеках.

— Я уже совсем отказалась от мысли когда-нибудь обрести свое счастье, — продолжала Жюльет. — Но этим летом все изменилось. В один прекрасный день я получила по почте странную открытку. Ее опустили в почтовый ящик здесь, в Париже, и если не считать моего имени, остальные слова представляли собой полную абракадабру. Но я сразу узнала почерк. Это был почерк моего возлюбленного — Виктора. Подумать только, он не забывал меня все эти годы! Сердце мое чуть не лопнуло от счастья. Я села и стала расшифровывать открытку. И знаешь, что я поняла?

Лисе кивнула.

— Кажется, знаю. Текст был написан задом наперед.

— Да! — воскликнула Жюльет. — Как ты узнала… Ах да, я забыла, что ты тоже получила открытку с таким текстом.

— Но как же вы… — начала Лисе, но Жюльет легонько похлопала ее ладонью по руке.

— Сейчас я к этому подойду, дорогая. Прочитав эту зашифрованную открытку, я поняла: Виктор хочет, чтобы я пришла к нему в пансион «Пом фри» вечером следующего дня. Он жил в той же комнате, которую снимал много лет назад. Он написал, как мадам Тротуар рассказала ему, что, по слухам, меня заставили выйти замуж за самого мерзкого бандита Парижа, Клода Клише. Когда я приехала к нему и остановилась перед дверью, меня била дрожь. Я постучала и, когда он открыл, упала в его объятия. Казалось, что мы никогда не расставались! — Жюльет закрыла глаза и прошептала в восторге: — О-о-о!

— О-о-о! — прошептала Лисе почти в таком же восторге.

— Виктор хотел, чтобы мы стали жить вместе, но я объяснила ему, что Клише стал еще более могущественным, богатым и теперь у него еще больше карманных денег, что он будет преследовать нас даже на краю света и обязательно найдет. И тут Виктор высказал свою самую безумную идею…

— Какую идею?

— Воспользоваться ванной времени доктора Проктора.

— Чем-чем доктора Проктора?

Жюльет хотела ответить, но тут заметила что-то на противоположной стороне улицы.

— Надо уходить отсюда, Лисе.

— Что случилось?

— На горизонте Гиппопотамы. — Жюльет надела темные очки и положила на стол несколько монет. — Уходим. Надо спрятаться.

Лисе посмотрела в ту же сторону, что и Жюльет.

И верно: на другой стороне улицы стояли два человека с несомненными признаками Гиппопотамов.

— Булле! — вскрикнула Лисе и побежала за Жюльет, которая быстро шла по тротуару. — Мы должны найти Булле.

— Иди за мной.

Жюльет дала Лисе маленький кусочек картона, похожий на билет, и свернула на какую-то лестницу, ведущую вниз. Это и правда оказался билет, а лестница вела под землю.

— Это метро, — сказала Жюльет, когда они стояли в подземном зале, вставляя билеты в желтый автомат.

Турникет перед ними открылся. Лисе и Жюльет побежали по прохладным влажным коридорам и лестницам, все ниже и ниже, чуть ли не к центру земли. Они выскочили на перрон в большом полутемном зале как раз в тот момент, когда двери подошедшего поезда скользнули в стороны. Лисе и Жюльет вбежали внутрь. Двери все еще оставались открытыми, когда послышался отдаленный быстрый топот. Жюльет не было нужды объяснять Лисе, что это значит, но она все-таки это сделала:

— Топот Гиппопотамов.

Лисе посмотрела на лестницу. Сначала появились ноги Гиппопотамов, потом тела Гиппопотамов и наконец лица. Бандиты остановились и стали смотреть по сторонам. Один увидел что-то, крикнул и показал пальцем на поезд. На Лисе. Она пригнулась ниже окна и стала смотреть на все еще открытые двери.

— Закрывайтесь, — с мольбой прошептала она.

И тут снова раздался тяжелый топот Гиппопотамов.

Металлический голос сказал что-то по радио, и — наконец-то! — застонали, сдвигаясь, двери. Лисе слышала яростные крики и стук по стене вагона, а затем сильный удар по стеклу прямо напротив себя.

Поезд начал движение. Она подняла голову. На стекле появился белый узор трещин. А с другой стороны окна на нее смотрело свирепое лицо. Но это было не лицо Гиппопотама. У этого человека были глаза навыкате, толстые, влажные, как улитка, губы и торчащие усики. Живот и плечи перетянуты широкими подтяжками. Жюльет не было нужды говорить Лисе, кто это, но она все же сказала. Прошептала дрожащим от ужаса голосом:

— Клод.

Жюльет, потеряв дар речи, смотрела на крохотного парнишку, впустившего их с Лисе в номер. Не только потому, что мальчик — а он не мог быть никем иным, кроме как Булле, знакомым ей по рассказам Виктора, — был меньше, чем она могла себе представить. Вдобавок ко всему он был голый, если не считать полотенца вокруг пояса, и мокрый, с синей прищепкой на носу. Но больше всего она поразилась тому, что он сказал: «Бон жур, мадам», — по-французски это означает: «Добрый день, госпожа». Сказал он это очень естественно, с идеальным французским произношением.

— Жё суи Жюльет Маргарэн, — сказала Жюльет. — Э тю э Булле? — что по-французски значит «Я — Жюльет Маргарин. А ты — Булле?»

— Уи, мадам Жюльет, — сказал Булле с хорошим прононсом, отвесил низкий поклон и широко распахнул дверь.