Общество Джейн Остен - Натали Дженнер

Джек осторожно привлек ее к себе, усадил на колени со всей нежностью, на какую был способен.

– Значит, так. Ты не станешь заявлять о попытке изнасилования, а он не пойдет в полицию из-за побоев – и я, и он знаем это. Контракт тебя больше не связывает – так он сказал. Ты свободна.

– Это потому, что я старуха.

– Ты не старуха.

– Я уже немолода. Не так молода, как Анжела Каммингс или Дженис Старлинг.

– Да насрать на него. Мими, это знак для тебя. Найми агента, назови цену, работай, когда захочешь. А все остальное – моя забота.

– Я и сама могу о себе позаботиться. Видит бог, денег мне хватает.

– В этом нет необходимости, – ответил он, взяв ее за руки.

– Джек, ты о чем?

– Поженимся. Закончишь карьеру.

– Но я не хочу!

– Тогда будешь сниматься чуть реже. Как эта, как ее там… Иногда будешь брать какую-нибудь крупную роль, я куплю тебе летний домик в Англии, о котором ты говорила, будешь там читать Джейн Остен сколько угодно.

– Джек, я не верю Монти. Если я ничего не стану делать, он точно начнет распускать слухи. Меня смешают с грязью, ты даже опомниться не успеешь.

– Пусть катится к дьяволу. Ты уже столького добилась! Этого ему не отнять.

– А как насчет детей? – вдруг спросила она, затаив дыхание.

– А что насчет них?

– Без понятия. Ты что, ими завтракаешь? Неужели ты не понимаешь, о чем я?

Он улыбнулся.

– Что ж, если ты уже хочешь от меня детей…

Из распахнутого окна бунгало до нее доносились ароматы георгинов и роз, любовно взращиваемых садовником, далекие крики койотов, бродивших в каньоне, и в ночном августовском небе была видна каждая звезда.

– Голова болит, – вздохнула она. – Не стоит сейчас принимать поспешных решений.

– Не хочешь – не надо. Просто думай об этом, – вновь улыбнулся Джек. – Только не затягивай. Время – деньги.

Чотон, Хэмпшир.

Сентябрь 1945

Франсес Найт сидела в библиотеке первого этажа, уставившись на книжные полки из дуба и орешника, занимавшие все стены от пола до потолка. Эви, ее новая служанка, недавно говорила ей, что насчитала две тысячи книг. Две тысячи книг, многие из которых датировались еще восемнадцатым веком, переплетенные кожей с фамильной печатью на обложке. Вся семья Остен читала их – сама Джейн и ее брат Эдвард, его дочь Фанни Найт Нетчбулл, любимая племянница Джейн, Кассандра и бесчисленные тетушки с дядюшками.

Две тысячи книг теперь принадлежали ей одной.

Как ни странно, она прочла не так много: Бронте, Джордж Элиот и Гиссинга, Томаса Харди с Троллопом. В основном, она перечитывала их – вновь и вновь.

Читать она начала после тридцати, когда ее мать умерла от пневмонии, а старшего брата случайно застрелили двумя годами позже. Ее отец, человек резкий, холодный, никогда не был ей близок, и Франсес часто находила приют в мире любимых книг, обретая небывалый покой и даже самообладание, хоть и не понимала, почему. Она твердо знала, что не хотела тратить время на что-то новое, разбираясь, кто из персонажей ей симпатичен, кто нет, кому из них стоит доверять и как пережить трагизм концовки, выбранной автором, – или ее отсутствие.

В дни ее юности, еще до Первой мировой, она читала много и жадно, сторонясь занятий, так забавлявших ее строптивого и необузданного брата, – верховой езды, охоты, опасных мальчишеских забав. Она выбирала домашний покой, сидя в кресле у окна, а рядом лежали ее любимые романы. Теперь она понимала, что чтение было ее формой протеста против родительской строгости – она могла держаться от них на расстоянии, а вместе с тем и от их тающих надежд и все растущего разочарования в собственной дочери. По их мнению, она бы никогда не смогла стать достойной наследницей.

Больше в семье никто не читал книги так, как она, – мать была слишком занята светской жизнью, отец – убыточным поместьем. Все, что было связано с этой старинной библиотекой и наследием Джейн Остен, бывшим в их руках, нимало их не интересовало. Даже сейчас ее отец постоянно жаловался на зевак, появлявшихся у дверей, чтобы найти хоть один след их любимой писательницы, особенно ему досаждали американцы.

Она услышала, как кто-то остановился в дверях, шурша бумагами, и увидела Эндрю Форрестера, отцовского поверенного.

– Мисс Найт, – поздоровался юрист, чуть склонив голову. Долговязый, прямой, как трость, длиннолицый, остроскулый, темно-русый, с мальчишеским косым пробором, он приходился ей ровесником – ему было сорок семь.

Франсес приветствовала его таким же кивком. В ее бледно-серых глазах читались тоска и печаль, и он в сомнении застыл на пороге, не решаясь войти.

– Надеюсь, что не помешал, – он неловко осмотрелся.

– Вовсе нет. Как себя чувствует мой отец?

Эндрю сделал несколько шагов ей навстречу, сложил бумаги, которые держал в руках, и спрятал их в свой портфель.

– Боюсь, не лучше прежнего. Доктор Грей навещал его на этой неделе?

– Да, он заходит к нам рано утром, по вторникам и четвергам. Когда отец еще в здравом уме.

– И когда с ним не так страшно беседовать, – ответил Эндрю, но тут же спохватился: – Прошу прощения, Франсес, то есть мисс Найт. Это прозвучало слишком грубо.

– Ничего, ведь это и в самом деле правда. – Она указала на поднос с горячим чаем: – Не желаете выпить чашечку перед тем, как вернетесь в Олтон? Булочки всего как час из духовки, Жозефина пекла.

Чуть помедлив, Эндрю присоединился к ней, устроившись в кресле напротив. Она налила ему чаю, выдавив в чашку немного лимонного сока, как он любил.

– Должно быть, вам есть что обсуждать с моим отцом. Я знаю, что наши финансы в полном беспорядке.

Эндрю отпил глоток из чашки перед тем, как ответить:

– Отец вообще посвящал вас в свои дела?

– Нет, никогда. Говорил, что я не создана для этого.

Эндрю взглянул на потолок, словно силясь что-то вспомнить.

– Удивительно. В школе вы знали математику лучше меня и Бенджамина Грея.

– Раньше я много чего умела, – пожала плечами Франсес. – Сейчас многое позабылось. А как у вас дела?

Эндрю внимательно слушал ее, и она заметила, что он взволнованно нахмурился.

– Дела в порядке, все хорошо. Как и всегда. Хотя я бы хотел отойти от работы с имениями.

– Должно быть, это тяжкий труд, как и работа Бенджамина, – непросто помогать людям, вместе с которыми вы выросли.

– Полагаю, у всех были свои причины, чтобы остаться здесь. Нет ничего идеального, и жизнь в Олтоне чем-то да хороша.