Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк

Клер замолчала. Она чувствовала, как у нее колотится сердце. Она старалась как можно реже рассуждать на эту тему, которая волновала ее слишком сильно. Иногда она позволяла себе нечто подобное в разговоре с Леграном — как болтают о магазинах в пригородной электричке или в такси, возвращаясь с коктейля.

— Только не повторяйте в сотый раз, что чтение, — она удачно сымитировала интонации идиотки, — это способ убежать от действительности.

Затем она открыла дверь и, когда он вышел на площадку, добавила:

— Я часто думаю, почему одни читают, а другие нет. От чего это зависит. Это как первая сигарета. Один сразу подсядет, а второй закашляется и больше в жизни не закурит.

Они обменялись улыбками, радуясь, что им удалось восстановить мир. Опустив глаза, Клер произнесла:

— Люди не очень любят тех, кто все время проводит за чтением. Я вот уверена, никто никогда не удивлялся, например, вашему интересу к физике. Видимо, существует некая иерархия увлечений: одни приемлемы, а вот другие… Впрочем, не знаю.

— Тот, кто читает, производит впечатление человека, который ни в ком не нуждается. А люди не любят чувствовать себя бесполезными, — предположил он.

Клер задумалась.

— А, — махнула она рукой, — не будем об этом. В любом случае это не важно.

И подавила зевок — то ли притворный, то ли настоящий — поди разберись.

Росетти протянул ей руку. Она ее пожала. У него оказалась сухая и сильная рука.

— Забавная девушка, — пробормотал он себе под нос, шагая прочь.

Поднявшись на несколько ступенек, он обернулся. Клер провожала его взглядом. Она немного смущенно улыбнулась ему.

— Послушайте… — неуверенно начала она. — Давайте еще раз как-нибудь посидим. У меня сейчас очень много работы, мне трудно сосредоточиться… Но…

— Вы играете в шахматы?

— В шахматы? Да, играю немного. Правда, давненько не садилась. Но почему бы и нет? Действительно, можем как-нибудь на днях сыграть с вами в шахматы, — сказала Клер без особого убеждения в голосе. — Спокойной ночи.

Она закрыла дверь, разделась и легла с книгой, торопясь поскорее погрузиться в чтение и не дать мыслям застрять на невероятном знакомстве, которое у нее только что состоялось.

Обеспечивать себя пропитанием было делом, которое Клер ненавидела и которому старалась уделять как можно меньше времени и сил. В окрестных супермаркетах ее знали как горячую сторонницу полуфабрикатов, а ее холодильник напоминал книжный шкаф, только вместо книг в нем рядами стояли коробки с готовыми замороженными блюдами. Из детства она сохранила память о семейных трапезах как о своего рода ритуалах, во время которых обсуждалось качество сегодняшнего меню и состав завтрашнего. Она и сейчас словно наяву видела, как ее мать, высокая рыжеволосая нервная женщина, хлопочет, повязав фартук, на кухне. Как яростно хватает тарелку дочери и отправляет ее содержимое в мусорное ведро — отказ Клер подъедать все до крошки она воспринимала как личное оскорбление. Теперь Клер ела ровно столько, сколько требовалось ей для выживания, а остатки своих замороженных обедов и ужинов выкидывала в помойку самостоятельно.

Продукты она покупала на всегда оживленной торговой улице в своем квартале. Здесь ей встречалось много буржуазного вида молодых женщин и мужчин, переселившихся в этот район совсем недавно. Все как один высокие и красивые, они толкали перед собой суперсовременные коляски, ходили, зажав под мышкой газету на английском языке, и выглядели совершенными космополитами — точь-в-точь персонажи рекламных роликов на тему новейших технологий. Мужья и жены с равным усердием занимались детьми, а между собой разговаривали солидно и веско, глядя друг другу в глаза. Еще более незаметная, чем всегда, Клер зигзагами двигалась между полок с замороженной едой и быстро хватала все необходимое — не то что другие покупатели, внимательно изучавшие этикетки на предмет обнаружения ингредиентов, опасных для их безупречного здоровья и здоровья их драгоценного потомства. Эти мутанты, сами того не подозревая и вовсе к этому не стремясь, отбрасывали Клер куда-то на обочину жизни. Они не обладали ни культурой, ни тонким умом, но мир оказался скроенным именно по их мерке. Они чувствовали себя в нем комфортно, как дома. Клер их не любила, хотя не испытывала к ним зависти. Ну кто они такие, в конце-то концов? Узурпаторы и захватчики — на этот счет можно не обольщаться. Свалившись как снег на голову, они оккупировали этот прежде спокойный квартал, притащив за собой прорву магазинов безумно дорогой одежды и оптики для близоруких толстосумов и стерильного вида ресторанов в бело-оранжевой гамме. Рядом с этими длинноногими и самоуверенными девицами с идеально ровными зубами Клер чувствовала себя чуть ли не карлицей, однако в глубине души сознавала, что стоит у руля сказочно чудесной флотилии, о существовании которой они даже не подозревают.

Клер вышла из кондиционированного кошмара супермаркета на залитую солнцем улицу с нормальной температурой. И сейчас же у нее над ухом раздался призывный окрик: «Клер!» На террасе кафе, подставив лицо теплым лучам, сидела Луиза Блюар.

— У тебя есть пять минут? — обратилась она к Клер своим отлично модулированным, сладким, но решительным голосом, одновременно убирая с соседнего стула брошенные туда сумку и куртку. — У меня к тебе разговор, — подзывая жестом официанта, сообщила она. — Очень важный.

Клер заказала себе чай с лимоном и уставилась на соседку, готовая услышать все что угодно. «Луиза в будни» практически ничем не отличалась от «Луизы в уик-энд»: ну, может быть, чуть менее яркий макияж, чуть более гладкая прическа и чуть пониже каблуки. Во всяком случае, лоск оставался прежним — Луиза представляла собой гарантированный продукт высшего качества, не допускающий серьезных отклонений. Она отдавала предпочтение блеклым тонам, подчеркивавшим бледность ее лица, и ниспадающим тканям, благодаря которым ее и так медлительная манера двигаться казалась еще обольстительнее. Шелк, атлас, бархат, муслин и шевро обтекали ее тело героини фильма черной серии, распространяя одуряющий ванильный аромат. Она являла собой полную противоположность заполонившим улицы современным женщинам, резко отбрасывающим назад густую шевелюру и таскающим на груди своих никогда не плачущих детей — ни дать ни взять могучие африканки, хоть и с белокурыми волосами. Луиза раздражала Клер, хотя в каком-то смысле та оставалась на ее стороне. Хоть и в разных областях, но обе они принадлежали к числу тех, кто никогда не сдается.

— Прекрасно выглядишь! — провозгласила Луиза, разглядывая Клер.

Ничего хорошего такое начало не предвещало. Как правило, за ним следовала долгая жалоба или просьба об услуге.

— Да ладно, — отмахнулась Клер и кивком поблагодарила официанта.

— Видела, квартиру на четвертом этаже сдали?

Тема «Клер и ее хороший внешний вид» закрылась так же быстро, как возникла. Луиза никогда не переходила к делу прямо, предоставляя окружающим гадать, что она затевает. Она лгала, как дышала, естественно и не задаваясь липшими вопросами, считая ложь жизненной необходимостью, позволяющей оставаться в приличных отношениях с себе подобными. Она могла выглядеть непроходимой дурой, если это было ей выгодно, но могла и блеснуть умом, если дело того стоило; она жила настороже и искусно лавировала между выдуманными историями и реальностью, способной оказать ей лишь слабое сопротивление. Сидя рядом с ней, Клер по чарующему аромату духов чувствовала присутствие этой невероятной женщины — легкой как перышко, расчетливой как калькулятор, опасной как стальной клинок.