Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк

Намек Луизы на Росетти пробудил в Клер любопытство. Мужчины — все без исключения — интересовали ее соседку в равной мере, поскольку сам факт их существования содержал ответ на вопрос о ней самой, чрезвычайно ее занимавший.

— А он ничего, а? Хоть глаз отдохнет от всего этого старичья! — Поскольку Клер никак не отозвалась на ее замечание, Луиза продолжила: — Нет, серьезно, красивый мужик. Тебе не кажется?

Клер налила в чашку чаю, изобразила на лице гримасу, оставив Луизе право интерпретировать ее значение как ей будет угодно, и сказала:

— Он вчера вечером ко мне заходил. Познакомиться.

— Что-о?

Тусклый взгляд Луизы на миг зажегся, словно от удара молнии. Она принципиально старалась не замечать, что ее соседка, косящая под старую деву, иногда крутит кое-какие шуры-муры с мужиками. Во-первых, был один красавчик, который на протяжении двух лет заезжал за Клер на машине, и она спешила к нему, вырядившись в юбку, неумело накрасив губы и глаза — лучше бы не позорилась. Потом появился некий идальго на скутере — вроде бы мануальный терапевт, из тех, к кому обожают обращаться тетки, которым больше нечем заняться. Да, и еще Ишида! Интересно, она спит с этим японцем? Луиза почувствовала, как в ней поднимается волна злобы, и осадила себя. Красавчик из «ягуара» ее бросил, мануальщик тоже куда-то пропал, а в версию с Ишидой она не очень-то верила. Но вот Росетти…

— Он преподает физику и играет в шахматы. Разведен. Старается вести себя любезно, но у него плохо получается. Если хочешь, я тебя с ним познакомлю.

— Нет уж, спасибо, — отказалась Луиза. — Я большая девочка. Учитель, ты говоришь? Вот это да!

Они немного помолчали. Клер сидела, уткнувшись носом в свою чашку. Луиза с грациозной медлительностью потягивала из бокала «Кир Руайяль», не забывая обегать цепким взглядом окрестности.

— Знаешь, Клер, у нас с Антуаном дело швах. Мне даже страшно.

— Страшно? — усмехнувшись, переспросила Клер.

— Именно. Именно страшно, — подтвердила Луиза. — Он меня с ума сведет. Антуан — извращенец. Спит и видит, как от меня избавиться. Представляешь, Люси на меня вообще смотреть перестала! Я к ней лишний раз подойти боюсь. Они против меня сговорились.

Клер задумалась. В прошлом она уже лишилась нескольких подруг после того, как позволила себе высказаться на запретную тему: статус матери. «Статуя матери», — называла она это про себя. Тем не менее ради Люси, которую очень любила, решила рискнуть:

— Понимаешь, Луиза… Ты ведь имеешь полное право… Каждая из нас имеет право… Ну, не быть… как бы это сказать… Матерью в привычном понимании слова.

Она почувствовала, как напряглась сидящая рядом Луиза. Обе они сейчас пристально разглядывали висящий напротив рекламный плакат, расхваливающий йогурты, якобы способствующие уничтожению морщин.

— Ты всегда была не такой, как остальные женщины. И вдруг в один прекрасный день тебе говорят: ты должна стать матерью — того же образца, что все прочие. Есть женщины, которые воспринимают это требование естественно, как будто продолжают играть в куклы. Но есть и такие, кто на это не способен. Вот и все.

Луиза медленно извлекла из пачки, лежавшей рядом с бокалом коктейля, сигарету, закурила, выпустила в небеса длинную струю дыма и со спокойным безразличием посмотрела на Клер.

— Если я правильно тебя поняла, — сказала она, — я плохая мать.

— Ну что ты сразу! Плохая мать, хорошая мать! Дело совсем не в этом! — Перед ее мысленным взором всплыло хорошенькое печальное личико Люси, заставив выдать искреннее волнение. — Твоя дочь тебе не нужна. Ты это знаешь, но сама идея кажется тебе такой чудовищной, что ты отказываешься себе в этом признаваться. Тебе кажется, что она не такая красивая, как ты, ты не находишь в ней ничего привлекательного, ничего, что напоминало бы тебя. Она для тебя вроде домашнего прибора, сложного в использовании и к тому же не без дефектов. Она тебя раздражает, она тебя напрягает…

— Хватит! — крикнула Луиза и стукнула кулаком по столу, привлекая к себе взгляды посетителей кафе, еще не успевших обратить на нее внимание. Она одним глотком прикончила свой коктейль и проговорила ровным и сладким голосом: — Все, что ты говоришь, вранье. Во всем виноват Антуан. Я делаю все, что в моих силах, чтобы наладить отношения, чтобы найти свое место в этом… в этом… доме.

«В этом аду», — мелькнуло у Клер. Она вдруг почувствовала усталость и отвращение. Не всякую правду следует высказывать вслух, а она в очередной раз упустила возможность промолчать. Луиза пока еще не переварила ее слова, но пройдет несколько часов, и она, скорее всего, проникнется к ней ненавистью.

— И у тебя ничего не получается, — продолжила Клер. — Но, если бы ты примирилась с этой мыслью, все изменилось бы и жизнь стала бы проще.

Она еще продолжала говорить, когда увидела Поля Росетти — тот как раз проходил под огромным стаканчиком йогурта на рекламном щите. Он дружески кивнул ей, и она едва заметно кивнула ему в ответ. Ей не хотелось привлекать к нему внимание Луизы.

— Антуан не имеет никакого права тебя обвинять. Ну подумай сама. Может быть, без них ты стала бы намного счастливее. Виделась бы с ними изредка… В другой роли.

Клер видела, как удаляется Росетти. Она попыталась представить его в окружении школьников, но у нее ничего не вышло — картина выглядела совершенно нелепой.

— Это невозможно, невозможно, невозможно, — твердила Луиза, постукивая зажигалкой по столу. — Помнишь мою кузину Эрику? Она живет в Лондоне, я тебе про нее рассказывала. Так вот, она сделала, как ты говоришь. Они втроем вернулись во Францию, а она осталась в Англии. И я продолжаю считать, что она поступила ужасно. Наверное, во всем виновато мое воспитание.

— Да? А вот я думаю, что она смелая женщина. Ей хватило мужества признать, что она не создана для того, чтобы заниматься детьми. Материнство — своего рода искусство, и не все им владеют…

Клер вдруг страшно надоел этот никуда не ведущий разговор. С Луизой вечно одно и то же. Она умеет повернуть дело так, чтобы всегда оказаться правой. Жалобы, вздохи, театральные восклицания складывались в саундтрек к ее спокойной и обеспеченной жизни, придавая ей требуемый налет эстетики. И тут же, словно подтверждая мысли Клер, Луиза потянулась, тихонько вздохнула и, закрыв глаза, промурлыкала:

— Хорошо здесь на солнышке, правда? — Она замерла, наслаждаясь минутой.

Клер, съежившись, сидела рядом и думала, что в очередной раз купилась на уловки этой опасной женщины, для которой слова не имели никакого значения, словно дешевые безделушки — надоела одна, выбросил и взял другую. От всего на свете ее предохраняло мощное противоядие, которым ее снабдила сама природа, — безграничный эгоизм. Клер так не умела. Все колкости, все ехидные и злобные насмешки, всю жестокую правду, которой Луиза била ее наотмашь, она принимала не защищаясь. Чай совсем остыл. Чего ей сейчас не хватало, так это молчания Ишиды, его доброжелательного взгляда, даже его запертого на сто замков смеха.