Мать железного дракона - Майкл Суэнвик

– Вот и займись. А я умываю руки.

Оставшись в одиночестве в своей комнате, Кейтлин вывела на листе бумаги самым красивым почерком, на какой только была способна: «Матушка», – и долго-долго смотрела на это слово. А потом изящной и твердой рукой написала самое трудное в своей жизни письмо.

В тот вечер пилоты, которые вместе с ней занимали женскую половину казармы, устроили судилище. Ровно дюжина, не считая Кейтлин. Конечно, они не имели никакого официального права ее судить. Но она знала о предстоящем испытании. То, как с Кейтлин будут обращаться в ближайшие несколько недель, во многом зависело от того, как она сумеет защититься сейчас.

В общем зале сдвинули полукругом стулья, в центре этого полукруга у стены поставили Кейтлин. Изольда подожгла шалфей и провела церемонию воскурения. Брианна (которая играла роль судьи, а потому стояла, а не сидела) призвала lux aeterna[32] и зажгла от него духовную свечу. Свечу поставили на столе, который располагался на равном расстоянии между Кейтлин и судьей. Судилище было неофициальным, так что Брианне не зашивали веки (ведь потом остались бы следы), а просто прикрыли глаза повязкой. Сирше, выступавшая инквизитором, раздела Брианну до пояса и острым серебряным ножом вырезала ей на животе полумесяц, чтобы во время слушания текла живая кровь. Фиона выключила свет. А Мерил открыла блокнот и приготовилась протоколировать.

Все они когда-то были подругами Кейтлин. Не просто подругами – им вместе удалось бросить вызов власти мужчин и добиться того, чего прежде не добивалась ни одна женщина. Они были свои в доску. А теперь, стоя в мерцающем круге света посреди тьмы, Кейтлин не видела ни одного дружелюбного взгляда. Даже лицо Изольды застыло как каменное. Кейтлин тошнило от всего этого представления.

– Ладно, – сказала она, – не будем тянуть резину.

– Не тебе решать, когда начнется и когда закончится церемония, – отрезала Сирше. – И как она будет проходить. И какое будет определено наказание. Ясно?

Подавив гнев, Кейтлин резко кивнула.

– Что будет с тобой – не важно, – продолжала Сирше. – Но мы – первое поколение женщин-пилотов, и к нам предъявляют более высокие требования, чем к мужчинам. Из-за твоей эгоистичной похоти осудят всех нас.

– Я ничего такого не делала.

– Против тебя свидетельствовал твой собственный дракон. Я своими глазами видела протокол.

– Я отказываюсь этому верить.

Сирше поднесла палец к пламени свечи. Лицо у нее напряглось – она старалась не морщиться. Потом подняла палец – на коже не осталось ни ожогов, ни волдырей.

– Все еще сомневаешься?

– Если Семь тысяч семьсот восьмая свидетельствовала против меня, она солгала.

– Драконы не лгут.

– Они могут лгать.

– Но не лгут. Слишком горды.

Это была правда, и все присутствующие об этом знали. Кому еще знать, как не им?

– Послушайте, – сказала Кейтлин, – не знаю, почему моя кляча солгала. Знаю лишь, что она странно себя вела на обратном пути, когда мы пролетели через Врата Сна. До этого все было в норме. Как бы, во имя Таящегося-Внутри, я вообще смогла взлететь, будь я порчена? И с кем бы я это сделала прямо в полете?

По ряду сидевших летчиц пролетел шепоток. Это тоже была правда, и они тоже это знали.

– Логично, – сказала Эшлин.

Вид у Сирше сделался такой, будто она вот-вот начнет плеваться.

– Нет, не логично. На ней скверна, я это едва ли не носом чую!

От Сирше исходила такая жаркая уверенность, что некоторые летчицы закивали. И Кейтлин поняла, что именно так и будет проходить настоящий суд. Все приведенные ею свидетельства не примут во внимание. Обвинение против нее будут повторять снова и снова, пока наконец оно не превратится в нечто действительно чудовищное. Ей не позволят опровергнуть ничего из того, что якобы заявила 7708-я. Виновна она или нет – ни для Сирше, ни для Брианны, ни для кого-либо другого не имело ровно никакого значения.

Зато имело для нее самой.

– Сорвите с меня одежду, сдерите кожу, снимите плоть с костей, смелите кости в муку – вы не найдете ни следа порчености.

Кейтлин вытянула руку над пламенем свечи и едва не вскрикнула от боли, но ее ладонь не дрогнула.

– Ты заморозила пламя колдовским словом, – заявила Сирше. – Я видела, как шевельнулись твои губы.

Рука болела нестерпимо. Но Кейтлин медленно сдвинула ее – так, чтобы пламя лизнуло запястье. Загорелся рукав парадной формы, огонь побежал вверх и едва не перескочил на волосы, но Кейтлин успела сбить его второй рукой.

– Вот, – сказала она, подняв невредимую руку в обуглившемся рукаве. – Вот вам доказательство.

– Да как ты смеешь! – Сирше ударила ее по лицу с такой силой, что Кейтлин стукнулась головой о стену; Кейтлин ошеломленно поднесла ладонь к щеке – щека моментально онемела, хотя голова горела от боли. – Не знаю, как ты провернула этот свой фокус. Но клянусь перед Богиней, второй раз тебе это сделать не удастся. Ты никого из нас не провела. Никого! – Она оглянулась. – Я права?

Все молчали.

В конце концов Брианна неохотно сказала:

– Наш вердикт: не доказано. – Она стянула с глаз повязку и принялась мыться в тазике с мыльной водой, который поднесла Мейв.

Таким образом, судьбу Кейтлин предоставили решать официальному суду. А ей теперь нужен был новый мундир. Хотя остальные по-прежнему Кейтлин сторонились, ей позволили дождаться суда целой и невредимой.

Подразумевалось, что там всю работу сделают за них.

В ту ночь Кейтлин не плакала. Не доставит она этим тварям такой радости. Уже засыпая, она услышала голос Кролика:

– Что на тебе сейчас надето?

– Лежу в кровати, пытаюсь заснуть, так что ничего не надето. Если хочешь, могу встать и натянуть какое-нибудь белье. Но тут темно, так что за цвет не поручусь.

Кролик ненадолго умолк, а потом сказал:

– Это должен был быть я.

– Ты о чем?

– Я бы себя осквернил ради тебя. Что бы ты там ни делала, я бы делал это лучше, дольше, яростней, развратней и с большей любовью, чем тот, с кем ты это делала.

– А твоя карьера…

– Плевать.

– Послушай, Кролик, очень мило с твоей стороны, что ты пытаешься меня ободрить. Но я-то тебя знаю.

– Нет. Не знаешь. – Чуть помолчав, Кролик добавил: – Я слышал, ты намерена биться. Не доверяй своему адвокату.

– Ну наконец-то, – с грустью отозвалась Кейтлин, – хоть что-то, что мне и так уже известно.

По пути на встречу с адвокатом Кейтлин заметила Аурванга Друмлина, выходившего из гарнизонной лавки с блоком «Честерфильда» под мышкой. Гном поднял голову, увидел ее, развернулся и юркнул обратно в лавку, чтобы не пришлось отдавать честь. Кейтлин поняла, что ни единая живая душа на базе не верит в ее невиновность, и ее охватила невыразимая печаль.