Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов

– И что? – спросила Агата, пытаясь сосредоточиться на беседе, и одновременно обдумывая, как бы погромче «засветиться», чтоб её присутствие заметили многие.

– Видите ли, до прихода на земли индейцев конкисты здешнее население не знало колеса…

– Индейцы? – повысила голос Агата. – Не знали колеса?

– Да, население ходило пешком… Грузы транспортировались волоком…

– Что-то вы, профессор, путаете! – сказала Агата.

Профессор Моралес, человек совсем не старый, усмехнулся такой непосредственности и достал с полки над своим столом толстую книгу.

– Вот, почитайте-ка на досуге. Роберт Кейли, Принстонский университет. Здесь история проникновения на Западный континент колеса и прочих изобретений изложена весьма подробно.

– Но ведь он сам из числа тех, кто «проник» на Западный континент. Что он может знать?

– Позвольте! – голос профессора дрогнул. – Как это «что может знать»?! Это же признанный во всём мире авторитет… Из Принстона…

– Да он просто тупой! – воскликнула Агата. Из-за столов на шум повернулись любопытные головы. – Он даже не видит разницы между индейцем и богом! Если индеец ходил пешком, а бог Питао-сих ездил на тележке, то, значит, наши предки не знали колеса? Это же бред, профессор! И ясно, почему: какой темы ни коснись, везде сплошные грингос! – она набрала полную грудь воздуха и крикнула так, чтобы её услышали в коридоре: – При чём тут какой-то Принстон?! Мы сами, что, уже и о своей истории судить не можем?!

Начался общий крик и шум…

Агата была довольна собой: скандальчик удался. Главное, что и профессор Моралес как будто не очень обиделся. Ему тоже было больно за поруганное отечество. Сотрудники кафедры и прибежавшие из коридора студенты в конце концов решили, что у дочери экс-советника президента не то нервное переутомление, не то тепловой удар: уложили её на кожаный диванчик и принесли холодной кока-колы. А может, просто перезанималась. С кем не бывает!

Так или иначе, довольно быстро она пришла в себя, бесовскую кока-колу пить не стала, села в «феррари» и поехала в сторону Пласа Нуэва. Там она припарковалась на том же месте, где стояла до этого и приготовилась к ожиданию. Но ждать пришлось недолго.

– Эгей! – раздался сзади негромкий возглас.

Девушка оглянулась, и глаза её засветились: по тротуару не спеша приближался к ней её любимый, живой и невредимый (её, её стараниями!) Октябрь Гальвес Морене. Октябрь улыбался, ласковые морщинки вокруг глаз, как пенка на голубином молоке, и уютное брюшко, как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами, придавали ему такой мирный и беспечный вид. Но Агата знала, что это не так: её любимого врасплох не застать. У её любимого сильные грубовато-нежные руки и самые умные и осторожные на свете мозги. Что яблонь между лесными деревьями, то возлюбленный её между юношами.

– Hola, pajarita[16], – добродушно сказал Октябрь, нагнувшись к открытому окошку. – Как дела?..

– Hola, querido! Bien, gracias[17].

Только он, её любимый, всегда умеет подобрать такие ласковые и такие своевременные, нужные такие слова! Возлюбленный её бел и румян, лучше десяти тысяч других, и уста его – сладость.

Она распахнула правую дверцу ему навстречу.

– Я беспокоилась за тебя, любимый. Как ты?

– Всё в порядке, девочка.

Плюхнувшись на пассажирское сиденье, Октябрь пристегнулся ремнём безопасности и с нарочитой ленцой оглянулся по сторонам. Убедившись в том, что никто на них не пялится, он, продолжая улыбаться, размахнулся и смачно съездил Агате по физиономии.

Голова её дёрнулась, во рту стало солоно. Потрясенная, она молчала, боясь расплакаться.

– Заводи, поехали, – приказал Октябрь и отвернулся.

Агата послушно повернула ключ в замке зажигания и рывком подала вперед рычаг переключения скоростей. Машина резко прыгнула вперёд и покатила по безлюдной улице.

– Ты что, корова, водить разучилась? – злобно спросил Октябрь. – По-моему, достаточно того, что у тебя нет мозгов. Если ты ещё и водить автомобиль не умеешь, то зачем ты мне вообще тогда нужна?

– За что ты меня так, любимый? – жалобно спросила девушка.

– За то, что надо быть или полной дурой, или проклятым предателем, чтобы в двух шагах от меня, ожидающего встречи с крайне важным и нужным нашему делу человеком, устроить стрельбу среди бела дня, в центре города!.. Скажи спасибо, что ты легко отделалась. Тебе за это надо не по морде съездить один раз, а избить до полусмерти, а потом разобрать твое поведение на партийном собрании и вынести приговор, сама знаешь, какой. Впрочем, кто сказал, что ты уже отделалась?..

– Но, Октябрито…

– Что?!. Что “Октябрито”?!. Наверное, уже вся полиция города гоняется теперь за нами с нашими портретами в руках!..

Агата в ужасе оглянулась по сторонам, ожидая увидеть вокруг машины толпу полицейских с фанерными портретами в руках, как на предвыборном митинге в поддержку правящей партии в Лиме, где они с Октябрем в прошлом году отличились тем, что припарковали посреди толпы “пикап” с тремя чемоданами взрывчатки.

– Как это? – спросила она. – Нас что, сфотографировали там, в парке аттракционов?..

– Ну, знаешь, ты и впрямь без мозгов, женщина! Там тысячу человек видели, как ты стреляла, так что у полиции наверняка есть теперь твой фоторобот.

– Ну, Октябрито, любимый, этого совсем не нужно бояться. Я много раз стреляла в проклятых грингос, но никогда ещё на меня не делали за это фоторобот!..

– Ты уверена, что это был гринго?

Агата на минуту задумалась, потом сказала:

– Даже если это был не гринго, то это наверняка был правительственный чиновник, а их жалеть тоже не нужно, потому что всё правительство давно снюхалось с проклятыми грингос.

– Молись, женщина, молись, чтобы на этот раз не нашлось храбреца или жадной сволочи, который бы тебя описал полиции!..

– Не найдётся, Октябрито. Народ на нашей стороне. Никто не будет жалеть бешеного пса. Ах, как жалко, любимый, что не оказалось под рукой аэрозольного баллончика, чтобы написать на ближайшем заборе…

– Ты можешь помолчать, проклятая сука?

Набухшие поначалу, а потом подсохшие было виноградины опять наполнились слезами. Хорошо, что Октябрь не смотрел в её сторону.

– Включи-ка радио, женщина! – приказал Октябрь, мучимый нехорошим предчувствием.

Минут пять они молча слушали радио. Агата кусала губы, стараясь не встречаться взглядом с любовником.

– Проклятого гринго, говоришь? – спросил Октябрь.

– Он выглядел, как типичный северянин… – еле слышно пробормотала девушка. – И одет, как иностранец.