Дверь на черную лестницу - Елена Колядина

– Точно, – загалдели соседи. – Мы только на засов закрыли, скважину заткнули тряпкой, закрасили, дверь стояла, не шелохнулась.

– Тогда самый интересный вопрос, – протянул Петрович. – Как воры открыли засов? Просунули в щель тонкое лезвие?

Я стояла за спинами ни жива, ни мертва: это я молотком выбила засов, а когда прибежала из прошлого, от волнения забыла закрыть дверь!

Из-за меня в квартиру залезли воры и украли старинные вещи, фарфор исторической ценности.

Что делать – признаваться? Представляю, как все на меня накинутся, бабуле, бедной, достанется: мол, привезла на нашу голову внученьку, воспитала! Двери вышибает твоя молодежь.

– На какую тему собрание? – вдруг услышала я над ухом голос Ильи. – Чувствую, проспал много интересного.

Я схватила его за руку, и потащила в угол кухни, к окну, ткнула в опустошенную горку:

– Илья, что делать? Я так виновата, вчера открыла дверь на черную лестницу, и воры унесли весь фарфор.

– Зачем ты ходила на черную лестницу? – заинтересовался Илья, пропустив мимо ушей кражу.

– Не знаю, зачем! Вдруг нашло, захотела посмотреть.

– Понятно, бывает. Но как ты ее ухитрилась открыть, волшебным заклинанием? Сим-сим, откройся?

Я возмущенно запыхтела.

– Не сердись, рассказывай дальше, – Илья погладил меня по волосам.

Наверное, из-за этого участливого прикосновеня я чуть не заплакала:

– Рассказывать нечего: взяла молоток, обернула полотенцем, чтоб никто не услышал, лупанула по засову, он выскочил. Вот и все. А назад закрыть забыла.

– И в чем проблема? Петрович опять считает: эта дверь – вход для нечистой силы, поэтому трогать её нельзя? Пить меньше надо, охотник за приведениями.

– В том-то и дело, что всё гораздо хуже: воры устроили разгром, все разбросали, опрокинули, ты бы видел, что творилось!

– Скажу, что это я вытащил засов, – решительно заявил Илья.

Я испугалась: Петрович, судя по всему, и так молодёжь недолюбливал, а если Илья возьмет вину на себя, ворчанья будет на год вперед.

Я оттолкнула Илюшку, заскочила в людскую, где все ещё шёл осмотр места происшествия, и громко сказала:

– Это я вынула засов, а потом забыла про него. Простите меня, пожалуйста, я не хотела!

Все обернулись и уставились на меня.

– Машенька, да как ты могла? – вскрикнула бабуля. – Кто тебе разрешил, зачем ты это сделала?

– Удружила! Так и знал – дело рук молодёжи! – заворчал Петрович. – Выучили на свою голову!

– Чуть жизни нас всех не лишила! Хорошо, не убили никого! – хором галдели соседи.

И только Илья ободряюще сжал мой локоть.

– Маша, как ты сумела своротить железный засов? – вдруг спросила бабушка. – Может, тебе кто помог?

И она выразительно посмотрела на Илью.

– Вы на что намекаете? – спросила Светлана.

– Мне никто не помогал, я сама, молотком. Пожалуйста, простите, я очень хотела посмотреть: бабушка мне столько рассказывала, как в блокаду, в бомбёжку спускалась по этой лестнице в подвал.

Глаза старушек затуманились.

– Ради Нового года простим девочку, – вздохнула Лидия Алексеевна. – Война её заинтересовала: раньше войну-то по телевизору показывали, а теперь там один разврат, комеди-клабы да убийства, негде про свою историю узнать. Ой, девчата, вспомните: сами такими были – куда только не лазали.

Петрович заложил засов на место, подергал дверь – она не колыхнулась, и все вернулись на кухню, готовить салаты к новогоднему столу.

Бабуля погрозила мне пальцем и взялась делать селёдку под шубой.

Юля начала резать оливье.

Петрович пошёл писать заявление в полицию.

Я затащила Илью в нашу комнату и с волнением предложила:

– Хочешь, спустимся по черной лестнице вместе?

– Зачем?

– Не могу сейчас объяснить, но прошу тебя: давай прямо сейчас пойдем на улицу через чёрный ход.

Я не знала, как рассказать Илье, обо всём, что случилось вчера: вдруг прогулка по Петербургу 1913 года – глюки, сон, мираж?

– Хорошо, давай сходим, – согласился наконец Илья.

– Оденься похуже, – попросила я. – Там грязно и темно. Пальто старое есть?

Про грязь я соврала, боялась: Илья наденет стильную куртку с серебристыми полосками, и петербуржцы на нас будут оглядываться.

– Встречаемся через пять минут у нашей комнаты, – скомандовала я. – Тихо, по-одному, проскочим через кухню, а то опять будет шум.

– Все зависли над салатами, на нас никто и не глянет.

Илья ушёл искать старое драповое пальто, а я залезла в шкаф и вытащила чёрную бабушкину юбку: поддела её под пуховик – прикрыть ноги, стянула на талии ремнём, на голову повязала шерстяной платок. Поглядела на себя в зеркало: ну и пугало! Но ничего не поделаешь, ходить в шортах накануне Рождества 1914 года опасно. Ещё в полицию заберут!

Мы с Ильей по очереди прошли в людскую и осторожно закрыли дверь на кухню.

– Какая, интересно, на улице погода? – нарочно спросила я, чтобы заставить Илью посмотреть вниз, во двор.

– Судя по тому, что асфальт сырой и машины блестят – дождь, – сказал он.

Мы тихонько вынули многострадальный засов, вышли на темную площадку, прикрыли за собой дверь, схватились за руки и, спотыкаясь и осторожно нашаривая ногами ступеньки, пошли вниз.

Я с нетерпением вглядывалась вперед: что ждёт нас на улице, окажусь ли я снова в прошлом?

Илья толкнул дверь, спустился с крыльца и удивленно сказал:

– Не понял!..

Перед крыльцом высился сугроб! Рядом – поленница дров.

Весь двор был усыпан снегом, он так сверкал на солнце, что было больно глазам.

И опять стояла телега с лошадью!

– Мы куда вышли? – спросил Илья. – В соседний двор что ли? Он с восторгом повернулся ко мне:

– На лестнице есть потайной ход?! Ты догадалась?! Мы на другую улицу попали? Ух ты! Ты узнала, что лестница ведет не во двор, и поэтому решила проверить? Класс!

Я улыбалась и мотала головой: не угадал, это наша улица, и наш двор. Только век другой: мы стоим в снегу в 1913 году.

– В каком смысле? Кино снимают? Стереотип мышления! Я вчера тоже так подумала.

– Илья, посмотри на меня, слушай внимательно: мы вышли в прошлое! На дворе 1913 год!

– Понял: я сплю, ты мне снишься. Можно, я тебя обниму? Ведь это сон и ты всё равно об этом не узнаешь.

Да, я разрешаю себя обнять, но мы сейчас не спим: лестница выводит в прошлое! Пойдем на канал, сам поймёшь.