Убийство в прямом эфире - Мэри Джейн Кларк

— Да. Такая вставка с предостережением — полезная информация, — сказал Рейндж. — Слушай, ты ничего не будешь иметь против, если я привлеку к этой истории Мака Мак-Брайда?

Элиза кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал Рейндж. — По крайней мере, он будет частью нашего шоу. Мак-Брайд был неприятно удивлен, когда узнал, что не он будет вести выпуск сегодня вечером.

— Я его понимаю, — сказала Элиза. — Я и сама была бы разочарована, если бы летела из Лондона, думая, что у меня есть шанс быть ведущей на передаче, а потом оказалось бы, что меня отодвинули в сторону.

Рейндж пожал плечами.

— Это же экстренный выпуск. — сказал он. — А главная у нас ты, а не Мак. — Он снова переключил свое внимание на план вечерних новостей. — Мы хотим дать часть выпуска в стиле некролога о Констанс от имени всего коллектива. Я думаю, что озвучить его должна ты, Элиза, если не возражаешь.

— Согласна.

— И еще я подумал: хорошо бы сказать что-нибудь по поводу того, как известные ведущие влияют на жизнь своей аудитории. Что касается Констанс — миллионы американцев начинали вместе с ней каждое утро. У зрителей было чувство, что это их близкая знакомая Мы получим отклики со всей страны. Я также подумываю пригласить Марго Гонсалес, чтобы привлечь ее как психиатра к разговору о том, каким образом смерть Констанс может повлиять на зрительскую аудиторию.

— Узнать реакцию людей с улицы представляется мне удачной идеей, — согласилась Элиза, — а вот приглашать психиатра — это, по-моему, чересчур. Не переоцениваем ли мы влияние телеведущего? Брось, Рейндж, неужели смерть Констанс Янг действительно может как-то повлиять на психическое состояние зрителей?

— Не обманывай себя. Конечно, повлияет. Именно поэтому телесети и платят вам, ребята, такие зарплаты. Потому что люди включают телевизор, чтобы увидеть вас, а не просто послушать новости. Эти новости они могут узнать из многих других источников. Ведущие — это люди, которых они приглашают на свои кухни, в свои гостиные, в свои спальни. И когда один из них умирает — это уже личное.

* * *

Дверь в гримерную была открыта. Элиза заглянула внутрь, надеясь, что Дорис Брайс находится там одна. Высокая энергичная женщина в тунике с рисунком под леопарда, в черных лосинах и бейсбольной кепке с золотистыми блестками стояла спиной к двери Она действительно была одна и занималась тем, что раскладывала на гримерном столике различные бутылочки, коробки с пудрой и кисточки.

— У тебя есть?..

Дорис взглянула в подсвеченное со всех сторон зеркало и увидела отражение стоящей позади нее Элизы. Она улыбнулась, точно зная, что та имеет в виду. Потянув верхний выдвижной ящик, она достала оттуда шоколадно-арахисовые «пальчики» — «Баттерфингер».

Элиза тут же разорвала оранжевую упаковку и откусила сладкий батончик.

— Это мне и было нужно, — сказала она. — Такой день.

Дорис с сочувствием посмотрела на Элизу.

— Да, то, что случилось с Констанс, совершенно ужасно. Просто ужасно.

Элиза кивнула.

— А им уже известно, что там произошло?

— Ничего конкретного, — ответила Элиза. — Они не знают, утонула ли она, случился ли с ней сердечный приступ, не знают даже, была ли она убита или это было самоубийство. Никто ничего точно не знает. Все это так неожиданно и так ужасно.

Элиза взобралась в высокое гримировочное кресло и посмотрела на себя в зеркало. Оттуда из-под красиво изогнутых бровей на нее глядели широко расположенные голубые глаза. Помада уже стерлась, но естественный цвет ее немного пухлых губ все же резко контрастировал с бледной кожей лица. Элиза оперлась рукой о подлокотник кресла и прикоснулась пальцем к шраму на подбородке — следу детской оплошности, когда в Ньюпорте, штат Род-Айленд, одиннадцатилетней девчонкой она не рассчитала свои силы и нырнула слишком глубоко в плавательный бассейн. Шрам этот не был виден в камеру, но иногда, глубоко задумавшись, она машинально начинала потирать его.

— Перестань тереть свой шрам, — скомандовала Дорис.

Элиза опустила руку и положила голову на подголовник.

— Вдобавок ко всему, еще и Мак сейчас здесь, — сказала она, прикрывая глаза.

Дорис закрутила крышку на бутылочке с увлажняющим кремом.

— Да, хорошие новости разлетаются быстро. Я уже слышала, что этот негодяй в городе.

— Ты все узнаешь раньше меня, Дорис.

— Через эти двери проходит много людей, Элиза. И я нахожусь тут уже давно. Поэтому люди рассказывают мне всякие вещи.

— Я знаю это, — сказала Элиза. — Тебе стало известно о том, что Мак спит с той женщиной в Лондоне задолго до меня. Постой-ка, на самом деле, кажется, именно ты мне об этом и рассказала.

Большие карие глаза Дорис увлажнились.

— Мне ужасно не хотелось говорить тебе об этом, дорогая, но я тогда решила, что будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня. Было бы хуже, если бы кто-то застал тебя этим врасплох, а потом сплетничал на всех углах о том, как ты восприняла эту новость. Ты же сама в курсе, как здесь любят поговорить.

— Ты все сделала правильно, Дорис. Мне действительно лучше было услышать это от тебя. — Элиза откусила еще кусочек батончика.

— И как ты относишься к тому, что Мак вернулся? — спросила Дорис.

— Я просто рада, что он пробудет здесь несколько дней, — ответила Элиза. — Я боюсь встретиться с ним, но в то же время хочу его увидеть, как бы нелепо это ни звучало. Хочу ненавидеть его — и не могу.

— Будь с этим поосторожнее. Элиза. Мама постоянно говорила мне: обманщик — он всегда обманщик.

Неожиданно для себя Элиза встала на защиту Мак-Брайда.

— Нас с Маком тянуло друг к другу. Мне нравилось быть с ним. Он умный и нежный, и с ним хорошо.

— Только вот по части женщин не может держать себя в руках, — продолжила за нее Дорис.

— Я знаю, — сказала Элиза, — знаю. Но неужели все отношения могут быть разорваны из-за одной пьяной выходки, ночью, в чужой стране, когда тебе так грустно и одиноко? Неужели одной ошибки достаточно, чтобы разрушить все, что между нами было, и все, что еще могло бы быть? — спросила Элиза.

— Думаю, ты сама должна ответить на этот вопрос, — сказала Дорис. — Но при этом будь осторожна и прекрати хмуриться, хорошо? Это вредно для твоего лица.

К двум часам в большом зале Клойстерса собралось множество желающих послушать о шедеврах ткацкого искусства, развешенных на стенах музея.

— Эти гобелены окутаны ореолом таинственности, — начала Ровена, обращаясь к людям, разглядывающим семь громацных декоративных холстов, на которых была изображена охота на мифического единорога. — Нам до сих пор точно не известно, кто заказал эти гобелены; не знаем мы также, почему была создана эта выдающаяся серия работ. С полной уверенностью можно утверждать только то, что эти бесценные панно из шелка, шерсти, а также золотых и серебряных нитей были сотканы в Голландии, а костюмы мужчин и женщин, изображенных на гобеленах, соответствуют одежде, какую носили приблизительно в 1500 году.