О чём молчат рубины - Фунтик Изюмов

перстенёк вокруг себя вертится, а я должен на полном скаку тот перстенёк на остриё копья нацепить. А если не нацеплю — батюшка розгами высекет!

Гюнтер даже мимолётно улыбнулся от воспоминаний.

— Через неделю, не больше, я уже уверенно сшибал качающийся перстенёк в девяти случаях из десяти! — скромно и застенчиво похвастался он, — А был тогда, признаться, ещё дурак дураком… Так о чём я? Ах, да! Ни один настоящий рыцарь, копьём мимо цели не промахнётся. И тот рыцарь, тоже не промахнулся бы. С одного взгляда понятно, что не промахнётся. Опыт не позволит.

Одна только мысль мелькнула: если удар не в голову придётся, так хоть и врага с собой на тот свет утянуть! Пусть он меня насквозь копьём проткнёт, а попробовать ухитриться, да сбросить его с седла. Да придавить своим телом. Авось, в моей крови захлебнётся. Тело то у меня… сам видишь! Пока этот гад будет подо мной барахтаться, может и захлебнётся?

И все эти мысли, заметь, за краткий мир перед смертью.

И тут — я прямо опешил! — яркая вспышка белого-пребелого света, и между мной и вражеским рыцарем появляется ангел! Без доспехов, без оружия, с одной палкой в руке. И что же ты думаешь? Он одним ударом своей палки по наконечнику копья — бац! Вторым ударом по ногам коня — бац! А больше и не успел.

Конь, уже в падении, налетел на него грудью, отшвырнул метров за шесть. А я оторопело смотрю, как кончик копья мимо меня — всего на ладонь расстояния! — пустой воздух пропарывает. Тут конь всей тушей о землю — хрясь! Рыцарь тот, обрывая узду и стремена, из седла вылетает и тоже на землю — шмяк! И его же конь, кувыркаясь, его к земле придавливает и копытами в доспех — тыдыщ! И кровищи из доспеха, кровищи!

Да, жаль не умею я красиво рассказать!

Бросаюсь я к ангелу, что собой меня прикрыл, а он без памяти, еле дышит. Ну, я его на плечо и в тыл! Спасать, значит. Сперва пеший, а потом нашёл одну коняшку без всадника. Ты знаешь, Иоганн, меня не всякий конь выдержит. Но этот ничего, устоял.

Пока добрались мы до своих тылов, на поле боя всё поменялось. И поляки выстояли от удара нашего правого фланга, которым командовал Куно фон Лихтенштейн, и литвины вернулись. Там так получилось, что бежали они, бежали, да в большое озеро упёрлись. Некуда больше бежать! Там их этот их Витовт собрал, ободрил, и снова в бой повёл. А наша конница в мелких стычках увязла! Ну, и началось! Смотрю и не верю: там наша хоругвь падает, в другом месте наша хоругвь падает… И поляки с литвинами нас теснят и теснят… Великий магистр бросил в бой последние резервы, но и поляки бросили свои свежие силы.

А потом наши встали в глухую оборону. Кольцом посреди поля. Щитами закрылись и только копья наружу. И тоже не устояли. Это был разгром, Иоганн! Это был разгром…

Скажу честно: я хотел пойти и умереть с остальными. Зачем мне жизнь с позором, когда есть возможность умереть с честью? И уже шагнул в ту сторону. А потом вспомнил про ангела. С кем я его оставлю, спасителя своего? Развернул коня и поехал.

Мы с тобой дружим ещё с Палестины. Скажи Иоганн, ты меня хоть раз видел плачущим? Не видел. Не мог видеть. А тут я ехал и слёзы лились так, что я дороги не разбирал. Как до замка добрался, сам не знаю. Не иначе — Господь привёл. И думается мне, что если и привёл, то не ради меня! Ради ангела!

Иоганн! Заклинаю тебя именем Божьим! Спаси его! Спаси ангела!

Доктор фон Штюке замялся, подыскивая слова.

— Мы почистили рану брату Манфриду, — доложил доктору один из помощников, по имени Викул.

— Почистили и смазали барсучьим жиром! — добавил второй помощник, Зенон.

— И перевязали, — закончил Викул.

— Хорошо, несите в палату выздоравливающих… — рассеянно ответил фон Штюке, и повернулся опять к исполину Гюнтеру.

— Я осмотрел твоего ангела, — тщательно подбирая слова, осторожно начал он, — И могу заверить, что у него нет ни ран, ни переломов. Но, Боже мой, Гюнтер, посмотри на его затылок! Это один сплошной кровоподтёк! Я даже притронутся боюсь к его затылку: если там раздроблен череп, то я его одним прикосновением убью. А ты трясся с ним четверо суток на лошади! Как он вообще ещё жив?!

Смею надеяться, Гюнтер, что мы с тобой друзья. Мы оба побывали в переделках и я без тени сомнения готов биться с тобой, спина к спине, против любого врага. Зная, что ты не подведёшь. Надеюсь, ты так же веришь в меня. Я готов применить всё моё врачебное искусство! Но пойми, друг мой, бывают случаи, когда медицина бессильна, и надеяться стоит только на милость Божью. И сейчас именно такой случай. Поставить свечу во здравие и помолиться от всей души — это самое действенное, что можно сделать сейчас. Прости, друг. Отнеси твоего спасителя вот в эту палату…

— Но брата Манфрида отнесли в другую комнату! — дрогнул голос Гюнтера.

— М-м-м… здесь ему будет спокойнее! — нашёлся фон Штюке, — А то выздоравливающие будут шуметь и могут причинить ему беспокойство! Неси в эту дверь.

Я молнией метнулась от двери и принялась усердно взбивать охапку соломы. А то ещё подумают, что я подслушивала! Вот ещё! Очень надо!

Дверь распахнулась и в неё еле протиснулся необъятный Гюнтер. Как ребёнка, держа на руках неподвижную фигуру.

— Вот сюда, — указал на свежую охапку доктор фон Штюке, — Вот так… осторожно… Сестра Катерина! Тебе особое поручение! Поить этого больного нельзя. Смотри, как он порывисто дышит! Не приведи, Господи, вдохнёт воды в лёгкие! Но у него страшное обезвоживание. Поэтому — обильно смачивать губы водой! Ты меня слышишь? Каждые десять минут обильно смачивать губы!

— Я поняла, — смиренно сложила я ладошки на передничке.

— А что ты говорил про руку? — вспомнил доктор и повернулся к Гюнтеру, — Болтом, говоришь, насквозь пробило? Ну-ка, дай посмотрю!

— Ерунда, — поморщился гигант, пряча правую руку за спину, — Через неделю заживёт! Надеюсь…

— Дай посмотрю руку! — голос доктора лязгнул сталью, но тут же смягчился, — Ты же знаешь, что очень часто наконечники стрел смазывают ядом? А иногда просто макают в дерьмо! Чтобы грязь в рану занести. А между прочим, кое-кто, совсем недавно, грязными руками в рану брату Манфриду лазил… Хорошо, что руки не в дерьме были!

— Ну, прости! — примирительно загудел брат Гюнтер, — Не подумал…

— Ты