Загадка Эндхауза - Агата Кристи

– Я понимаю, однако…

– Нет, это полностью исключено. Я знаю свою кузину. Онафанатично привязана к дому.

Через несколько минут мы снова были на улице.

– Итак, мой друг, – заговорил Пуаро, – какое впечатлениепроизвел на вас мсье Чарлз Вайз?

Я задумался.

– Да, собственно, никакого, – ответил я наконец. – Наредкость бесцветный субъект.

– Вы хотите сказать, что в нем нет индивидуальности?

– Вот именно. Таких людей обычно не узнаешь на улице.

– Да, внешность у него не примечательная. А скажите, вам небросились в глаза какие-либо несообразности во время нашей беседы?

– Да, кое-что, – медленно выговорил я. – Насчет продажиЭндхауза.

– Вот именно. Могли бы вы назвать отношение мадемуазель к своемудому «фанатической привязанностью»?

– Слишком сильно сказано.

– Вы правы. А мистеру Вайзу, между прочим, не свойственнысильные выражения. Его обычная, официальная позиция приближается скорее к«недо-», чем к «пере-». И тем не менее он сказал, что мадемуазель фанатичнопривязана к дому своих предков.

– Когда мы разговаривали с ней сегодня утром, у менясоздалось совсем другое впечатление, – заметил я. – По-моему, то, что онаговорила, было вполне разумно. К дому она, конечно, привязана, как был быпривязан любой на ее месте, но, право же, не больше.

– А это значит, что один из них лжет, – задумчиво проговорилПуаро.

– Вайза трудно заподозрить во лжи.

– Для человека, которому приходится лгать, – неоспоримоепреимущество, – заметил Пуаро. – Да уж, держится он что твой Георг Вашингтон.Ну а вы не обратили внимания еще на одно обстоятельство?

– Что вы имеете в виду?

– То, что в половине первого в субботу Вайза не было вконторе.

Первым же человеком, которого мы встретили этим вечером вЭндхаузе, была сама Ник. Она кружилась по залу в роскошном кимоно с драконами.

– Вы? Всего-навсего?

– Мадемуазель, я убит!

– Ох, простите, и в самом деле вышло грубо. Но понимаете, яжду, что принесут платье. Ведь обещали же, клялись, негодяи!

– А! Речь идет о туалете! Так нынче будут танцы?

– Ну да! И мы пойдем танцевать сразу же после фейерверка. Тоесть я так предполагаю, – закончила она упавшим голосом.

А через минуту она снова хохотала.

– Никогда не вешать носа. Вот мой девиз. Не думай о беде, иникакой беды не будет. Я сегодня опять взяла себя в руки. Буду радоваться ивеселиться.

На лестнице послышались шаги. Ник обернулась.

– А вот и Мегги. Знакомься, Мегги, это сыщики, которыеоберегают меня от таинственного убийцы. Проводи их в гостиную и послушай, чтоони тебе расскажут.

Мы пожали друг другу руки, и по совету Ник Мегги повела насв гостиную. Она мне понравилась с первого взгляда. Я думаю, меня особеннопривлек ее спокойный, рассудительный вид. Тихая девушка, красивая, но не нанынешний лад и, уж конечно, никак не шикарная. На ней было черное старенькоевечернее платье. Мегги не была знакома с ухищрениями косметики; ее голубыеглаза смотрели открыто, голос звучал приятно и неторопливо.

Она заговорила первая:

– Ник рассказала мне поразительные вещи. Она, конечно,преувеличивает. Кому придет в голову ее обижать? Разве у нее могут быть враги?

В голосе девушки отчетливо звучало недоверие. Взгляд,который она устремила на Пуаро, едва ли мог польстить моему другу. Я подумал,что девушкам вроде Мегги иностранцы всегда внушают подозрение.

– И тем не менее я уверяю вас, мисс Бакли, все это правда, –негромко ответил Пуаро.

Она промолчала, но на ее лице оставалось прежнее выражениенедоверия.

– Ник сегодня сама не своя. Не могу понять, что с нейтворится, – сказала Мегги через некоторое время. – Она какая-то одержимая. Кбеде такое веселье.

От этих слов по спине у меня забегали мурашки. Что-то в ееинтонации поразило мой слух.

– Вы шотландка, мисс Бакли? – не удержавшись, спросил я.

– Мама была шотландка, – ответила она.

Я заметил, что Мегги смотрит на меня гораздо милостивее, чемна моего друга, и подумал, что моим словам она придает больше значения.

– Ваша кузина держится превосходно, – сказал я. – Она решилабыть такой же, как всегда.

– Да, наверно, только так и можно, – ответила Мегги. – Тоесть я хочу сказать, что совершенно незачем выставлять напоказ свои чувства.Только расстроишь всех. – Она помолчала и добавила тихо: – Я очень люблю Ник.Она всегда была так добра ко мне.

На этом наш разговор оборвался, ибо в комнату вплылаФредерика Райс. На ней был небесно-голубой туалет, в котором она выгляделанеобычайно хрупкой и воздушной. Вскоре пожаловал и Лазарус, а вслед за нимвпорхнула Ник. Она была одета в черное бальное платье и закутана в ярко-краснуюкитайскую шаль изумительной красоты.

– Привет, друзья! – воскликнула она. – Как насчет коктейля?

Мы выпили, и Лазарус, словно приветствуя ее, приподнялфужер.

– Потрясающая шаль, Ник, – сказал он ей. – Старинная,конечно?

– Да, прапрадедушка Тимоти привез из какого-то путешествия.

– Красавица, просто красавица. Другой такой вам больше ненайти.

– Теплая, – сказала Ник. – Очень пригодится, когда мы пойдемсмотреть фейерверк. И к тому же яркая. Я ненавижу черный цвет.

– А правда, – удивилась Фредерика, – я, кажется, ни разу невидела тебя в черном. Зачем ты его сшила?

– Да так, сама не знаю, – досадливо отмахнулась Ник, однакоя заметил, что у нее как-то странно, словно от боли, скривились губы. – Мало личто мы делаем?

Мы перешли в столовую. Появился некий таинственный лакей,нанятый, очевидно, специально для нынешнего торжества. Еда оказалась довольнобезвкусной, зато шампанское было отменным.

– А Джорджа нет как нет, – сказала Ник. – Какая досада, чтоему пришлось вчера вечером вернуться в Плимут. Но я надеюсь, что рано илипоздно он сможет вырваться. К танцам-то он, во всяком случае, поспеет. ДляМегги у меня тоже есть кавалер. Он, правда, не ахти какой интересный, затопредставительный.