Изменница поневоле - Галина Владимировна Романова

– Это шестеро. Ты говорил о десяти.

– Кто же еще-то…

Мишка наморщил лоб, молчал минуты три. То ли нарочно томил, то ли правда не мог вспомнить. Оно и понятно, ухватился за Степанову, как за спасательный круг, остальные и прошли мимо его интереса.

– Ах да, – просветлел его взгляд, – еще сосед Степановой ее интересовал. А двоих из ее списка вообще не существовало.

– Что это значит?

– То, что она назвала паспортистке вымышленные имена и фамилии.

– Глебова их придумала?

– Так точно, товарищ капитан, – ответил с обидой Борцов. – Она в паспортном столе жилищной конторы назвала двух не проживающих в этом районе человек. Мы с паспортисткой сочли, что их она выдумала по ходу разговора для отвода глаз. Очень ей нужно было завуалировать свой интерес к Степановой.

– А что за люди? Кем она интересовалась?

– Ой, вот не я знаю, Макс, – фыркнул Мишка и покачал головой. – Ты готов даже вымышленных персонажей привлечь, лишь бы…

– Что за люди? – с напором повторил Назаров. – Мужчины? Женщины?

– Я не знаю! Раз они не проживают в районе, то откуда мне знать? – Мишка негромко выругался. – Их даже паспортистка по своей картотеке не нашла.

– Раз она искала их в картотеке, то искала по фамилиям, Михаил. Или нет?

– Или да.

– А ты фамилии не спросил?

– Нет.

– Давай без этих фокусов! – снова прикрикнул на него Назаров. – Фамилии вымышленных персонажей у паспортистки узнай. Далее: кто сосед?

– Какой сосед? – Мишка снова часто-часто заморгал.

– Кто сосед Степановой?

– А, это. Дед девяностолетний. – Мишка сверился со своими записями. – Зотов Сергей Леонидович. На ладан дышит. Год назад попал в реанимацию, еле вытащили. С тех пор Степанова шефствует над ним.

– Это Митрохина тебе рассказала?

– Она самая.

– Что еще она о нем рассказала? Она же не могла уберечь себя от соблазна поболтать с тобой, а, Михаил?

– Рассказала, да. Обзывала деда притворщиком. Утверждала, что болезни он умело симулирует. Очень ему нравится, мол, что Маша его опекает. Давление меряет, температуру. Таблетки покупает.

– Это она ревнует, – подвел черту Назаров, тут же утратив интерес к соседу Степановой. – А сама-то Митрохина как тебе?

– Сплетница. И конечно, ревнует. Небось ей бы тоже хотелось такой опеки. В общем, Макс, кроме Степановой подозреваемых нет.

– Понял. Подумаем, – отозвался Назаров лаконично. Поиграл авторучкой, зажатой между указательным и средним пальцами, нацелился ею тут же Мишке в лоб. – Но ты мне все равно фамилии необнаружившихся жильцов добудь.

– А вдруг она их забыла? – заныл Борцов.

– Забыла, значит, вспомнит. Добудь.

– Ладно. А со Степановой что?

– А что с ней не так?

– Допрашивать будем ее?

– Степанову, Михаил, я беру на себя, – проговорил Назаров и внутренне поежился. – И, поверь, с допросом торопиться не следует.

– А как же?

– Понаблюдаем, Миша. Просто пока понаблюдаем.

Деревянный скворечник о двух окошках, который его дальние родственники важно называли дачным домом, был таким ветхим, что, казалось, дунь – рассыплется. Как он станет в нем жить, Иван не представлял. Удобства на улице. Газа нет.

Он с раздражением пнул макушку махрового тюльпана на клумбе у калитки. Та отлетела на метр и опустилась на дорожку, выложенную старым щербатым кирпичом. Светлов испугался, воровато озираясь, подобрал сбитый цветок с тропинки, сунул в карман ветровки. Поставил на шаткие ступеньки дорожную сумку и принялся шарить в траве слева от крыльца.

Там, сказали родственники, должен быть ключ от двери. Ключ нашелся. Иван вставил его в замочную скважину и добрых пару минут пытался провернуть в замке. Наконец щелкнуло, лязгнуло, ключ повернулся дважды. Путь открыт. Терраска два на два метра, решетчатая рама, застекленная крохотными мутными стеклышками. Штор нет. Мебели нет. Хлама никакого нет – уже неплохо. Два чистых эмалированных ведра с крышками у двери в комнату. Он потянул на себя следующую дверь. Всего одна комната с двумя окошками. У входа слева на старой табуретке керосинка. Справа – старомодный рукомойник. Напротив двери широкая панцирная койка с периной и грудой пуховых подушек. Одностворчатый шкаф в углу, там смена постельного белья и дюжина застиранных до дыр полотенец. Под одним окном обеденный деревянный стол с тремя разномастными стульями, под другим – кадка с погибшим фикусом.

Иван пощелкал выключателем. Под потолком в абажуре матового стекла вспыхнула тусклая лампочка. Свет есть, хоть это радует. Значит, его вечера не будут пустыми. Он сможет работать, он продолжит разбирать ее записи. В них еще разбираться и разбираться.

Он стащил ветровку, повесил на гвоздь у входа, разложил вещи на полках в шкафу и пошел за водой к колонке в десяти метрах от дачного домика.

Он очень любил чистоту – в доме, в одежде, в делах. Чистоту, тщательность, взвешенность. Он не был таким, как Настя, стремительным и оголтелым. Вот она жила импульсивно, бросалась на каждое дело, как на амбразуру. Даже если оно яйца выеденного не стоило.

Растрачивала себя попусту, как сказал он Настиным родственникам, прослезившись над ее телом. Они забрали ее хоронить на родину. Он не поехал. Отказался, сославшись на занятость. Врал! Он взял отпуск за свой счет, назвал его творческим.

– Я не могу ждать тебя до бесконечности, Светлов, – предупредил редактор Глебов, не глядя ему в глаза. – Максимум месяц. Максимум! Тебе хватит?

И его взгляд, тяжелый, подозрительный, требовательный, уперся Ивану в переносицу.

Он догадывается. Нет, не догадывается, он точно знает, что бумаги Насти у него! И именно поэтому отпустил его на месяц.

Иван тогда жутко перетрусил. Пару дней улыбался заискивающе Глебову. Даже устроил поминки на работе, притащил гору закусок и выпивку. И плакал там, обнимая Настин портрет. Нажрался потому что как свинья.

Глебов не пил и все время наблюдал за ним. А усаживая пьяного Ивана в такси, прошептал еле слышно:

– Я же знаю, они у тебя, сволочь. И я мог бы сдать тебя властям. Но я профессионал, для меня дело дороже всего. Даю тебе месяц!..

Говорил все это Глебов или нет, Светлов не мог сказать точно. Может, он и рта не раскрывал, брезговал с ним общаться, а все это сам Иван просто прочел в его взгляде? Шут его знает.

Проспавшись, Иван позвонил дальней родне. Вспомнил очень кстати о предложении пожить летом в их дачном домике. Они сами туда почти не ездили, но продавать участок не хотели, вот и пускали каждый год кого-нибудь надежного, чтобы стеречь от воров. Им еще вместе с Настей предлагали там пожить, но он тогда категорически отказался.