Все дороги ведут в Рим - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
– Постум – император.
– Ну и что – император? Это его обязывает – не нас. Он подонок. И все знают, что подонок. Все-все. Только молчат. Многие даже думают, что сын Бенита был бы лучше.
– Так думает Бенит, – перебил её Философ. – А остальные лишь повторяют за ним. Я видел вчера сына Бенита в алеаториуме. Он задолжал всем, играет и не может остановиться. Он пьёт по-гречески[11]и нюхает кокаин.
– Да что ж это такое! – воскликнула девушка, спешно проглотила булочку и едва ею не подавилась. – Неужто в Риме и людей больше нет?! Ну хорошо, я знаю что делать, – она кому-то погрозила пальчиком.
Вообще в ней было много детского. Она казалась младше своих лет. Не глупее, а именно – младше. По её манере говорить и держаться ей можно было дать максимум шестнадцать. А ведь ей двадцать. Да, ей двадцать, если это та самая Руфина, и она на несколько месяцев старше Постума. А между тем Постум рядом с нею выглядел как взрослый рядом с ребёнком. Философ пытался определить, похожа ли девушка на покойного императора или на свою мать Криспину. Что-то, может, и было. Но рядом с Криспиной Маргарита показалась бы дурнушкой. Оба – и Руфин, и Криспина – не отличались романтическим складом души. Склонность к мечтаниям – а девица явно была склонна к мечтаниям – явилась у неё от каких-то давних предков – быть может, от императора Корнелия. Говорят, он был большой фантазёр. Может быть, поэтому его застрелили в Колизее. Впрочем, никто так и не узнал, почему убили Корнелия. Это так и осталось тайной Рима – одной из многих его тайн.
– Я знаю, что делать, – продолжала Маргарита. – Надо пригласить Элия. Пусть вернётся и станет Августом. А сыночка его, того, что родился в изгнании, сделать Цезарем. А Постума отправить в Северную Пальмиру – поменять местами этих двоих. Здорово, да?
– Неплохая мысль, – согласился Философ. – Только ничего не выйдет. Элий – перегрин. И его младший сын – всего лишь всадник по социальному положению, так как получил статус своей матери, а не отца.
– Но Элию можно вернуть гражданство.
– Гражданство – да. И даже вновь включить его в патрицианские списки. Но он не может стать Цезарем вновь.
– Какое свинство! Но Постум подонок. Его надо осудить и выслать. Он хотел тебя ударить! Тебя, старика! О Боги, я готова была его задушить.
Философ не стал больше возражать, лишь сказал сухо:
– Тебе лучше побыть здесь. Это относительно безопасное место. Во дворце никто тебя искать не будет. Палатин, – добавил он многозначительно: оказывается, и своему металлическому голосу он мог придавать интонации, если хотел. – Как только Бенит получит твоё письмо, тебя тут же кинутся искать. А исполнителям… – он кашлянул. Поискал подходящее слово и не нашёл, – лучше не попадаться, – сказал неопределённо.
Девушка покраснела – запылали и щеки, и уши, и даже шея.
– Я об этом не подумала, – призналась она. – Это правда? – Она в ярости швырнула в стену вторую булочку. Слезы брызнули из глаз. – Терпеть не могу эти фекалии!
– Почему она плачет? – спросил Постум. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Маргарита не заметила, как он появился. Философ же услышал шаги, но не обернулся, позволив Августу подкрасться и подслушать их разговор. – Я, признаться, терпеть не могу свежих соплей.
Девушка отвернулась и принялась спешно размазывать слезы по лицу, а Постум за ней наблюдал с насмешливой улыбкой. Казалось, его забавляет вид слез и её смущение. И гнев Философа – тоже. Он ожидал, что Философ начнёт обличать. Но тот молчал. Секунду, две, три… Пришлось Постуму говорить.
– А наш Философ навещает юную пленницу! – Голос Постума звучал издевательски. – Будь с ним поосторожней, детка. Философ добродетелен и смел. Такие могут соблазнить, не прилагая усилий. А ты, детка, хочешь быть соблазнённой – я это вижу по твоим злым глазкам.
– Не надо так разговаривать с Философом! – воскликнула девушка гневно, слезы её мгновенно высохли.
– Не надо? – Постум шутовски склонил голову набок. – Она мне приказывает. Кстати, Философ, ты объяснил этой дурёхе, что её ждёт, если она попадёт к исполнителям?
– Я намекнул.
– Нет, в таких случаях нельзя намекать. Все надо говорить открытым текстом. Исполнители обожают юных красоток. У них в области Венериных забав отличная фантазия. Ночь длинная. От заката до рассвета – непрерывный трах. И там не будет благородного Философа, который за тебя заступится. И если ты не хочешь попасться в лапы к этим фантазёрам, то советую вести себя потише.
Девушка хотела что-то ответить – но не могла. Губы её дрожали.
– Все надо рассчитывать до начала войны. Тот, кто не умеет этого делать, проигрывает, – с усмешкой сказал Постум. При этом он смотрел не на Маргариту – на Философа.
Верно, он добавил бы ещё пару фраз, но тут дверь отворилась и в карцер заглянула Туллия.
– Ты здесь? Плохая новость: арестовали Кумия.
– За что? За дебош?
– Если бы! – вздохнула девушка. – За сочинения против ВОЖДЯ.
– Да что за ерунда! Кумий уж много лет ничего не сочиняет. От стихов его тошнит.
– Как же! Это он тебе заливал. А сам тайком накропал какой-то памфлет да ещё показал своему дружку, который оказался фрументарием Макрина. Уже старик, а ничуть не поумнел.
– Чтоб его Орк сожрал, старого пердуна!
Император вышел из комнаты, и Философ последовал за ним. Постум резко обернулся:
– А ты зачем идёшь за мной? Что тебе надо?
– Хочу быть с тобой рядом.
– Зачем?
Философ не ответил.
– Зря тратишь время. Мне жить-то осталось чуть-чуть. Едва мне исполнится двадцать, Бенит прикончит меня. Власть он мне не вернёт. Так не все ли равно, как я живу и что творю? Я хотя бы веселюсь, в отличие от трусливых обывателей.
– О тебе останется дурная память.
– Обо мне в любом случае останется дурная память – Бенит постарается.
– Кумий напишет правду.
– Кумий? – Постум расхохотался, так расхохотался, что слезы брызнули из глаз. – Кумий напишет правду… – повторил он сквозь смех. – Кумий не умеет писать правду. Он только врёт и фантазирует.
– И в результате получается правда.
Постум внезапно перестал смеяться.
– Да, может быть. Только надо сначала спасти анус этого дурака Кумия. Хотя бы это я успею.
– Ты успеешь все, – сказал Философ.
– И я должен сам все решать… – прошептал Постум и запнулся. Он, казалось, ещё чего-то ждал. Какой-то фразы, подсказки. Но Философ не произнёс её. – А может быть, не стоит спасать Кумия? Пусть погибнет на арене, а? Что скажешь, Философ?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!