История моей смерти - Антон Дубинин

Тут еще сэр Руперт меня изводил своими добродушными взглядами. Потом, подливая мне и себе сидра, прямо вопросил, как насчет моих вчерашних планов породниться? Увенчался ли разговор успехом?

Алиса немедленно что-то пролила себе на платье и с извинениями убежала чиститься. Помню, однажды сэр Райнер хорошим ударом по шлему отправил меня в темноту. Так нынешняя темнота оказалась покрепче тогдашней.

До сих пор горжусь, как хитро я вывернулся. Это Мария меня спасла. Она вообще очень умная… Даже слишком, я бы сказал. Она меня тронула за плечо, все поняв и желая выручать старого друга. Тут-то меня и осенило.

— Не успел пока поговорить с дамой, — сообщил я, давясь горечью. — Но что ж время-то терять… Пойдемте, Мария, у меня к вам пара слов.

Сэр Руперт так и вытаращился. У него даже усы — всю жизнь свисавшие вниз — задвигались, как стрелки часов на ратуше. А Мария сделала вид, что все понимает, моментально выбралась из-за стола и утащила меня наверх, в свою собственную спальню.

Пришел мой черед ее удивить. Бывает так, что когда вам плохо, хочется кому-нибудь — или себе — сделать еще хуже. А бывает наоборот. Так и чешутся руки — и язык — содеять ближнему добро, как будто кусочек этого добра и тебе достанется. У меня так случалось всякий раз, как я хотел быть сильным.

— Мария, — сообщил я торжественно, — у меня к тебе весть от моего брата. Выходи за него замуж. А? Как ты на это посмотришь?

Она прижала ладони к щекам. Она вообще смуглая, и румянец у нее очень странный, слегка оранжевый; никогда такого не видел. Я, конечно, знал, что она обрадуется. Но не знал, что так сильно.

Мария постояла так, глядя в пол, на квадрат солнца от окна. Потом спросила тихонько:

— Почему он так долго ждал?

Какой-то я с горя стал особенно умный. Понял сразу сто вещей, о которых раньше и не подозревал.

— А потому, — заявил я ужасно уверенно, — что он не решался. Рейнард, понимаешь ли, второй сын, и не был уверен, что ему найдется где жить семьей.

— А теперь? — спросила она быстро. До чего же практичные девушки бывают на свете…

— А теперь я решил, что, пожалуй, никогда не женюсь, — сообщил я скорбно, но гордо. — Поэтому если хотите, наследуйте все за мной… А я… может… в монастырь уйду. Вот.

Конечно, я ждал, что Мария — старый друг — начнет меня отговаривать. Еще бы! Кому охота в монастырь? А она вместо этого обняла меня, да так, что все лицо мне залепила своими черными волосами, и поцеловала. Почему мы так просто получаем то, в чем не нуждаемся? Вот Алиса меня не целовала ни разу… Потом она сняла с руки колечко и отдала мне — передать брату. Вместе с согласием. Я изо всех сил старался радоваться за ближнего — но не получалось, по слабости человеческой. Один сэр Руперт меня утешил. Услышав новости, он молчал минут пять, а потом без лишних слов хлопнул меня по спине — так, что все внутренности подпрыгнули — и грохнул передо мной на стол большую темную бутылку. Похоже, он понял все правильно. По крайней мере, не посылал за младшей своей дочерью, удоволившись компанией старшей.

С Алисой я так и не попрощался тогда. Она сама вышла нас проводить к конюшне: сэр Руперт дал мне в сопровождение через Опасный Лес целый отряд егерей, и, к счастью, в большой компании было легко затеряться и притвориться, что я не заметил фигурки в синем платье, с блестящей медно-золотой головой. Егеря — отличные ребята. Ни о чем никогда не спрашивают. Иногда жалеешь, что весь мир состоит не из егерей.

Дома меня ждала новая неприятность: самый ужасный брат на свете! Угадайте, что он сказал мне, узнав, что я сговорил ему свадьбу? Нет, не поблагодарил. Не вскричал: ах, мол, милый Эрик, какой же ты заботливый! Напротив, швырнул об стол серебряное блюдо — дело за ужином было — да так, что оно даже слегка погнулось.

— Нечего сказать, отлично. Я-то думал, что ошибся…

— Ты чего?

— Думал, я слепой? — продолжал бушевать мой несчастный брат. — Думал, я не вижу, как ты меня хочешь убрать с дороги?

— С какой дороги?

— Конечно, куда мне до тебя! Ты — барон, а я — так, никто, второй сын, да? Но кое-чего тебе сделать не удастся. Я не бедная девица, чтобы пристраивать меня против моей воли!

Оказывается, этот дурень думал, что я хочу его женить на Алисе. Чтобы самому радостно увести у него из-под носа старшую дочку! Всякому ведь известно, что жениться на старшей дочери куда более почетно; а если кто-то то и дело носится через лес к сэру Руперту, возя в седельной сумке подарочки для дамы, что может подумать влюбленный глупец? Конечно, что все хотят украсть его добычу. Я и не знал, что мой молчаливый брат может так орать! Правда, потом он не менее бурно извинялся. Не преминув, конечно, сообщить, что свататься он предпочел бы сам. В общем, мы все-таки помирились; Рейнард меня даже заставил вместе с ним поехать в гости в замок Башни — не хотел он, видишь ли, думать, что я буду сидеть дома в одиночку и горевать. А хотел, напротив же, чтобы я вместе со всеми праздновал помолвку.

Ну и помолвка же это была… Для меня — не веселее похорон. Алиса сидела, по доброй традиции, от меня на другом конце стола; кода все соединяли кубки, она так держала руку, чтобы не дай Бог не соприкоснуться со мной пальцами. Потом и тост провозгласила — чтобы она смогла стать хорошей сестрой нам с Рейнардом, раз уж так судьба велела. Это называется — даже дружбе конец.

Я дождался, когда они все изрядно напились и занялись друг другом, и потихоньку улизнул. Притворился, что по своим надобностям, а сам сел на коня — и принялся скакать по холмам, думая успокоиться скоростью. До чего же я был зол! На Рея с Марией — праздник у них, видишь ли, в то время как у меня — траур; на сэра Руперта — а чего он такой слепой; на Роланда — что ж его нету, когда так нужен друг; а больше всего почему-то — на сэра Райнера. И на себя — что я такой никчемный и одинокий, да еще и злой к тому же.

Хорошо, что они меня тогда нашли. Рей и Мария. Конь у меня светло-золотой, в темноте легко разглядеть. Я когда услышал позади топот копыт, припустил в галоп — но мой конь уже утомился, а Рейнардов был еще свежий, и брат легко меня догнал. А потом и Мария подоспела — едва не вываливаясь из своего дамского седла (Алиса вот любила по-мужски ездить…)

Они ничего не сказали — просто поехали по обе стороны от меня. Кони всхрапывали в темноте, разговаривая друг с другом на своем наречии… Это был канун Пятидесятницы, день помолвки, и вдалеке начали радостно звонить церковные колокола. Из-за леса чуть слышно — от нас до монастыря куда ближе, чем от Замка Башни… А потом брат ткнул меня в бок. А Мария — в другой (вот такая она, Мария.)

— Оставьте вы меня, — сказал я им, хотя темнота из головы уже ушла. Осталась только пустота.

— Нет уж, не оставим, — сказал Рей. — Никогда мы тебя не оставим.

А Мария только головой покачала. И больше мы не говорили до самого дома. Да и не надобно было. Я ехал и думал, что я, конечно, не чемпион… зато у меня есть брат. И, наверное, теперь еще и сестра. Хотелось сейчас встретить в поле сэра Райнера и сказать ему в лицо: «А зато у меня есть брат! Вот так!»