Дар психотерапии - Ирвин Д. Ялом

Почему же я не стал этого делать для Мартина? Просто потому, что не жаждал встретиться с ним. Было что-то в его придирчивости, что утомляло меня. Он беспрестанно критиковал меня, обстановку в моем кабинете, отсутствие парковки, мою секретаршу, оплату, и всегда начинал сеансы с разбора моих ошибок, совершенных на предыдущей неделе.

Мое чувство утомленности Мартином имело громадные последствия. Изначально он решил прибегнуть к терапии из-за серии неудавшихся романов с женщинами, ни одна из которых, как ему казалось, не дала ему достаточно: ни одна из них не была в полной мере удовлетворена своей справедливой частью счетов за ресторан, или бакалею, или подарками на день рождения, равноценным полученным от них. (Учтите, что его доходы в несколько раз превышали доходы его пассий.) Когда они предпринимали совместные поездки, он настаивал на том, чтобы каждый из них положил одинаковую сумму в «банку для путешествий», и все путевые расходы, включая бензин, парковку, ремонт машины, чаевые, даже газеты, оплачивались из этих денег. Более того, он часто расстраивался из-за того, что его подружки полностью не выполняли свои обязанности по вождению, планированию поездки или изучению карты. В конце концов скаредность Мартина, его одержимость идеей абсолютной справедливости и его бесконечное осуждение утомляли всех его женщин. И он поступал точно так же по отношению ко мне! Это очень хороший пример самоактуализирующегося пророчества — он настолько боялся быть брошенным всеми, что его поведение приводило к этому. Мое понимание этого процесса позволило мне избежать осуждающей реакции (то есть не принимать это на свой счет), но осознать, что это был паттерн, который он повторял много раз и который он, в глубине души, хотел изменить.

Высказывания в формате «здесь-и-сейчас» представляют собой уникальный аспект терапевтических взаимоотношений. Существует несколько видов человеческих ситуаций, за исключением поддержки, в которых нам разрешено обсуждать непосредственное поведение другого. Это освобождает, даже воодушевляет — то есть это именно то, из-за чего опыт семинарских групп оказался столь неотразимым. Но это также и рискованно, так как мы не привыкли давать и получать обратную связь.

Терапевты должны научиться облекать свои высказывания в форму, которая выражала бы их заботу и выглядела приемлемой для пациентов. Рассмотрим обратную связь, связанную со скукой, которую я привел в пример в предыдущем разделе: я старался не употреблять слово «скучный» в беседе с моим пациентом; это неплодотворное слово; оно выглядит как обвинение и может (или должно) вызывать высказанную или нет реакцию вроде «Я не плачу вам за то, чтобы вы здесь развлекались».

Гораздо предпочтительнее использовать такие слова, как «дистанцированный», «закрытый» или «изолированный»; они придают оттенок вашего желания стать ближе, более вовлеченным и более заинтересованным. И нашим клиентам сложно на что-либо здесь обидеться. Другими словами, говорите о том, что вы чувствуете, а не о том, что делает пациент.

Все, что происходит здесь-и-сейчас, — зерно для мельницы терапии. Иногда лучше всего предложить пояснение непосредственно; в другие моменты лучше просто запомнить это событие и вернуться к нему позднее. Если, например, пациент в отчаянии плачет, гораздо лучше оставить вопрос «здесь-и-сейчас» до других времен, чтобы вернуться к этому происшествию позднее и сказать для этого: «Том, я бы хотел вернуться к прошлой неделе. Произошло нечто необычное: вы доверили мне гораздо больше ваших чувств и заплакали у меня на глазах в первый раз. Скажите, чем это было для вас? Что вы чувствовали, переступая преграды? Позволив мне увидеть ваши слезы?»

Помните, пациенты не просто плачут или демонстрируют свои чувства в пустоте — они совершают это в вашем присутствии, и именно изучение эпизода в контексте «здесь-и-сейчас» позволяет вам проникнуть в самую суть выражения чувств.

Или рассмотрим пациента, который может быть потрясен во время сеанса и, что обычно ему не свойственно, просит обнять его в конце. Если мне кажется, что это правильно, я обнимаю пациента, но на каком-то этапе, обычно на следующем сеансе, непременно возвращаюсь к этой просьбе и объятиям. Держите в уме то, что плодотворная терапия состоит из переменной последовательности: за воскрешением в памяти и ощущением эмоции следуют психоанализ и интеграция аффекта. Сколько нужно ждать, чтобы начать психоанализ эмоционального события. — вопрос клинического опыта. Часто, когда затронуты глубокие чувства — тоска, печаль, ярость, любовь, — лучше всего подождать, пока это чувство не остынет, а защитная реакция не уменьшится. (См. главу 40, «Куй, когда железо остыло».)

Джейн была очень сердитой, глубоко деморализованной женщиной, которая после нескольких месяцев терапии приобрела достаточную уверенность во мне, чтобы раскрыть глубину своего отчаяния. Снова и снова я был настолько тронут, что искал способ дать ей какое-то утешение. Но мне это никогда не удавалось. Каждый раз, когда я пытался это сделать, я уходил покусанным. Но она была столь хрупкой и столь гиперчувствительной к воспринимаемой критике, что я ждал много недель для того, чтобы поделиться этим наблюдением.

Все — в особенности эпизоды с повышенной эмоциональностью — подойдет для мельницы. Многие неожиданные события или реакции, происходящие во время терапии: терапевты могут получать агрессивные письма или звонки от пациентов, они могут быть не в состоянии предложить утешение, необходимое пациентам, они могут казаться всеведущими, им никогда не задают вопросы или всегда оспаривают их мнение, они могут опаздывать, делать ошибки в счетах, даже назначать двум пациентам одно и то же время. Хотя я чувствую себя неловко, проходя все эти эксперименты, я также ощущал уверенность в том, что, если я надлежащим образом подойду к ним, то смогу обратить их в нечто полезное в терапевтической работе.

Я стараюсь интересоваться «здесь-и-сейчас» на каждом сеансе, даже если он был очень плодотворным и прошел без проблем. Я всегда говорю в конце часа: «Давайте на минутку посмотрим, как мы сегодня». Или: «Какие-нибудь чувства о том, как мы сегодня работаем и какие отношения сегодня между нами?» Или «Перед тем как мы прервемся, давайте взглянем на то, что происходит между нами». Или, если я чувствую трудности, я могу сказать что-то вроде: «Перед тем, как закончить, давайте проверим наши взаимоотношения сегодня. Порой вы говорили о том, что чувствуете себя очень отдаленным от меня, иногда же, напротив, весьма близким. Как вы оцениваете сегодняшний сеанс? Какое расстояние между нами сегодня?» В зависимости от ответа я могу и дальше исследовать преграды во взаимоотношениях или невысказанные чувства ко мне.

Я начинаю с этого паттерна даже в начале самого первого сеанса, даже до того, как большая часть истории встроена в наши отношения. На самом деле, особенно важно начать устанавливать стандарты уже на ранних сеансах. На первой встрече я точно спрошу, как пациенты решились прийти ко мне. Если они были направлены кем-либо, коллегой или другом, я хотел бы узнать, что им сказали обо мне, каковы их ожидания, а затем, как эти ожидания соотносятся с их восприятием меня на первом сеансе. Для этой цели я обычно говорю что-нибудь вроде: «Первый сеанс — это двустороннее собеседование. Я интервьюирую вас, но это дает также и вам возможность составить свое мнение обо мне и высказать свои взгляды на то, как мы будем работать вместе». Это имеет смысл, и пациент обычно соглашается. Затем я всегда довожу ситуацию до конца вопросом: «Не могли бы мы взглянуть на то, к чему вы пришли на данный момент?»