Цена слова - Степан Александрович Мазур

не на высоте, то не на полу. Конечно, деревня и город различаются показателями знаний, но я постараюсь наверстать, как смогу.

— А стекло? — Всё же спросила Ирина Прокофьевна.

— Денег нет на стекло, но руки на месте. Помогу подчинить и вставить всё поломки, кроме необратимых. — И добавил, сочувствуя. — Цветок уже не вернуть.

— Ладно, иди учебники получай, а мы тут посоветуемся, — ответила директриса, и я скрылся за дверью.

Разговор за дверьми так и остался для меня секретом, но после того, как получил кипы учебников в школьной библиотеке, всё равно пришлось большую часть менять — перевели в нормальный класс, на обычную программу.

Последний урок уже досиживал в школе с обычными детьми и походил на волка среди овец: холодный взгляд, каменное лицо, старая одежда, отсутствие сотового — забрали в больнице навсегда — и денег нет. Никаких карманных. Ответы только на прямые вопросы и никаких разговоров. Ни с кем. Отвечал только на вопросы учителя. В итоге там гений среди балбесов, а здесь одиночка среди толпы…

Я просто учился и как мог, старался не обращать внимания на насмешки более удачливых сверстников. Те понятия не имели, как им по жизни повезло. Просто пресекал тычки и упрёки, что явно старались меня принизить. Хватило одной драки за школой, чтобы желание тюкать «бездомного» пропало.

К концу недели на школьном фронте стало гораздо проще существовать.

Словно в противовес затрясло «тыл».

Глава 7 — Антон -

Сентябрь выдался на редкость холодным. Ленивая природа старалась как можно быстрее скинуть с деревьев жёлтый наряд и засыпать белым покрывалом. Складывалось впечатление, что никакого «бабьего лета» не предвидится. Тучи плавали над головой высокие, плоские. Солнце спряталось за ними, и мир вокруг погрузился в безрадостную серость. Дул ненужный, прохладный ветер, заставляя от самого школьного крыльца съежиться, кутаясь в лёгкую ветровку.

На душе скребли кошки. Погода под стать убийству или долгой, затяжной депрессии. Ни к первому, ни ко второму не тянуло, и сознание просило солнца. Много и с запасом. За лето так и не набрался сил. Только растратил почти все.

Кефир собирался сегодня «на выписку» — в институт в конце недели поступает. В общагу переезжает. Директору лишь бы побыстрее от меня единственного союзника отгородить, в очередной раз, доказав, что я в этом мире могу надеяться только на двоих союзников: разум и сила.

Аркашка искал ко мне новые подходы. Сменил кнут на пряник, став добрым и ласковым, как волшебная фея. Только от меня не укрылся топор в руках этой феи за спиной. Это же как змея — можно держать за шею. Но чуть ослабишь хватку — вывернется и ужалит.

Я неторопливо перешагивал лужи. Их оставил утрешний дождь. Искренне жалел, что нет тёплых перчаток и шапки. Ещё не выдали. Директор не упускал возможности отомстить везде, где только мог ткнуть своим старым пальцем, периодически снова меняя пряник на кнут.

Пальцы и уши мёрзли, как никогда ранее. А ещё считал себя закалённым. То ли внутренний огонь перестал греть, то ли действительно столбик термометра опустился ниже обычного.

Учителя так некстати завалили кучей заданий. Как будто есть время и место, где можно спокойно учиться. Наверное, стоит поговорить с классным руководителем. Пусть даёт ключ от свободного кабинета.

Возвращался со школы, шагая вдали от всех. Всё равно дорогу запомнил, а идти рядом с враждебно настроенными личностями не было никакого желания. Свободный ветер, пусть даже холодный — лучший друг, а детдом осточертел. Знает меня и боится, а значит — жди любой подлости. Всё равно один со всеми не справлюсь. Да что там со всеми? Стоит Паше, Рябому, Копчёному и Костяну навалиться скопом, как завалят наверняка. В неравной драке нет правил. Ещё и с периодически напоминающем о себе плечом. Виду не показываю, но боль не проходит.

Дорога вывела к развилке, подводя к выбору: либо вышагивать по асфальту пару-тройку лишних километров вдоль дороги, либо пройти напрямик по тропинке через гаражи. Недолго думая, я выбрал второе. Так смогу успеть в детдом раньше, может, удастся стащить со столовой кусок-другой, пока толпа оглоедов не лишит возможности нормально пообедать. После пропущенного завтрака и шести уроков есть хотелось так, что живот начинал переваривать сам себя. Болезненно урчал, обещая скорейший гастрит и язву.

А завтрак пропустил вот по какой причине…

Кефир успел шепнуть перед выпуском в жизнь, что с утра меня встретят неизвестные в детдоме на выходе. Он как-то подслушал разговор дрека. Пришлось вместо принятия пищи выпрыгивать в окно с другой стороны здания. Значит, если сегодня вернусь в дом Аркашки, приезжие быки заломают и выбьют с зубами и кровью подпись на переоформление бумаг. Квартира достанется директору, а что случиться со мной — вопрос из вопросов. Убивать не станут — бумаги так быстро не оформить, вдруг ещё понадоблюсь? — но инвалидом сделать на всю жизнь, как два пальца об асфальт…

Рюкзак не сильно тяжелил плечи. К чему-чему, а к тяжести привык. Сельский быт и отцовские тренировки не забыты. Слепили крепыша. Пусть и не того, что из сохинских, но тоже не рахит.

Эх, батя. Был бы ты чуть жёстче, мир вряд ли скинул тебя с жизненной дороги. Ты был слишком добрый, а такие Чистилищу, на что больше всего похож этот мир, ни к чему…

Батя, батя. Один удар в пах парня с ножом повернул бы сюжет того вечера совсем иначе. Но ты привык биться честно, решил выяснить сначала причину для драки. Будто жизни вообще нужны причины, чтобы резко оборваться.

От размышлений оторвала докатившаяся речь.

— Эй, урод! Деньги говорю, давай! Слышь?!

Злой голос доносился из-за гаражей. В который раз, проклиная себя за любопытство, я зацепился за край крыши и, прислушиваясь к ноющему плечу, подтянулся. Очутился над рядом «ракушек». Стараясь не делать лишних звуков, скинул рюкзак, осторожно подполз к краю крыши и заглянул вниз.

Четверо до боли знакомых детдомовских балбесов окучивали болезненного вида паренька на предмет наличия у него денежных средств. Обычный развод, гоп-стоп. Или как говорил сельский учитель истории, Марк Захарыч: «Суровая действительность истории, где слабый при встрече с сильным становится ещё слабее».

Паха, Копчёный, Рябой и Костян. Четверо уродов из семи моих обитателей комнаты. Их сложно поменять. Тянет к прошлому. Жека, Кот и Кефир не такие, как они. Просто тоже не повезло в своё время. Каждому не везёт в жизни по разному: у одних Феррари колесо спустило, других при рождении акушер роняет…

Жертва