Мандариновый лес - Мария Метлицкая

В приемном покое распрощались и обнялись. Ниночка торопливо сунула Наташе в сумку клочок бумаги со своим телефоном:

– Звони, если что! Все-таки я не одна, с мамой, папой и братом, да и живем по соседству. Работаю я сутки через трое, времени навалом! Буду забегать, если ты, конечно, не возражаешь.

Наташа расплакалась. Бывают же люди! Час знакомства, а как родной человек. И умница такая – мединститут окончила, в интернатуре учится, собирается кандидатскую писать. Брат тоже врач, уролог, а его жена – стоматолог. И папа врач. «Не семья – укомлектованная больница», – смеялась Ниночка. Только мама, учительница, выбивалась из общего круга. «Какая семья, не то что моя», – мелькнуло у Наташи. Но размышлять об этом было некогда – началась гонка.

Не самые приятные, но обычные процедуры – клизма, бритье под покрикивание раздраженной нянечки и бурчание пожилой медсестры.

От боли хотелось орать во весь голос, чтобы хоть как-то заглушить эту муку.

– Поняла теперя, как детки достаются? – К Наташе наклонилась ворчливая нянечка. – Вот и запомни!

Через три часа муки закончились. Перед Наташиными глазами в руках акушерки висел толстый, блестящий, черноволосый, сморщенный и попискивающий младенец.

«Кто это? – промелькнуло у нее в голове. – Это мой сын?»

– Хорош пацан, – кивнул немолодой доктор, седовласый, с добрыми, невероятно синими глазами и теплыми, сильными, но нежными пальцами. – Здоровяк! Крепенький, прямо богатырь! Ну гордись, мамочка! Красавца родила! И дай вам бог!

Наташа видела, как и сестры, и нянечки рассматривают ее сына и удивляются:

– Ну надо же, такой волосатик! А щеки-то, щеки! А вес! Четыре триста, вот богатырь! Ну девка! Папаша небось от счастья умрет! А, мамочка? И чего слезы? Такого парня родила, а ревешь, дурында!

А ревела от счастья. Господи, как он похож на Чингиза! Так, всё, всё! Хватит! Теперь ей надо думать только о сыне.

Как же она ждала часы кормлений! Считала минуты. Девчонки в палате трепались о жизни, поминая недобрыми словами свекровей и мужей, жаловались на трудности, рассказывали анекдоты, смеялись в голос, охали от болей в груди и животе, обожали по сотому разу рассказы про роды, обсуждали врачей и сестер, писали письма мужьям, подскакивали к окнам, чтобы увидеть своих, разворачивали передачи, фыркали или радовались, делились продуктами и дружно жевали, отпихивая тарелки со скучной больничной едой: застывшей кашей, холодными макаронами, тертой свеклой и жидкими, безвкусными супами.

Одна из них, Гуля, читала вслух записки от мужа. Девчонки ржали и комментировали – записки и вправду были смешными, но трогательными. После двух дочек Гуля родила долгожданного сына, «наследника», как писал муж.

– А есть что наследовать? – смеялась ехидная Нелька. – Или так, для красного словца?

Гуля терпеливо объясняла:

– Это у нас, у мусульман, так говорится: сын, значит, наследник. Все хотят мальчика, понимаешь? Девчонки для нас так, отрезанный ломоть. Выйдут замуж и уйдут в чужой дом. А сын останется в доме, сын главный помощник отцу.

«Все так, – думала Наташа, – так рассказывал и Чингиз. Только наш сын не будет наследником. И не будет помощником. По крайней мере, отцу».

А назавтра в роддом пришла Ниночка. Увидев записку и передачу, Наташа изумилась:

– От кого, кто? Людка – вряд ли, отношения испорчены. Кто же еще?

Она, Ниночка. Три больших яблока, тертая морковка в баночке, домашний творог и половина яблочного пирога.

Наташа смотрела на все это и, не стесняясь, ревела. Вот как в жизни бывает. А ведь совсем чужой человек!

Девчонки вопросов не задавали, за что им большое спасибо. Только вредная и ехидная Нелька однажды обмолвилась:

– А что твой, Репкина? В командировке?

Женщины на нее зацыкали, а Наташа отвернулась к стене.

Через пять дней ее выписывали. Выписывали и Гулю, которая предложила помощь:

– Мы на машине, давай довезем!

Наташа опять чуть не расплакалась. Сколько хороших людей ее окружает! Хороших, хотя и почти незнакомых.

Очень хотелось домой. Очень! Шептала сыночку:

– Скоро домой, мой маленький, в нашу квартиру! Знаешь, как у нас хорошо? Нет, правда, очень уютно! И кроватка твоя тебя ждет, и игрушки! И книжки с пластинками! Хотя, – улыбалась она, – до этого нам далеко.

Довезли Гуля с мужем, повезло. Ниночка в тот день была на дежурстве. Оправдывалась, что не может ее забрать. Наташа знала, что никогда не забудет ее доброты и участия.

Вошли в родную квартиру, и, только присев в прихожей на табуретку, она поняла, как устала. Нет, даже не так – просто совсем не было сил. Правильно говорили сестры в роддоме: «Здесь отдыхайте. Вернетесь домой – ну и начнется! Ни днем, ни ночью покоя не будет! Это сейчас, девки, у вас санаторий – даже еду, и ту в постель подают!»

Все так. Наташа раздела, уложила сына, разобрала сумки и в бессилии упала на стул. В холодильнике пусто – даже картошка зацвела, есть опасно. Молока нет, хлеба нет, а есть надо – теперь она кормящая мать. Заболела переполненная грудь. Разбудила сына, попыталась накормить. Но тот был недоволен – потревожили! – и грудь отверг. Начала сцеживаться. Вышла пол-литровая банка. Вспомнила, что банку не прокипятила, забыла, теперь не докормишь. Вылила молоко в раковину. И тут же ойкнула, опомнилась – могла сварить кашу на своем молоке. Хотя нет, вряд ли это могло бы оказаться съедобно.

Покрутилась по дому, приняла душ, покормила и подмыла сына, уложила спать. Постирала белье и пеленки. Впору бы рухнуть, но, пока мальчик спит, надо сбегать в магазин. Булочная в соседнем доме, молочный через дорогу. Если не есть, пропадет молоко. Но как же она устала и как хочется спать!

Прилегла на диван и в ту же секунду уснула.

Проснулась от покалываний в груди – почувствовала, как снова грудь набухает, наливается, твердеет – просто дойная корова, ей-богу! Как справиться с этой молочной фермой? Да, надо сцедиться, а сил по-прежнему нет. Потекли слезы. Одна. Она совершенно одна! Одна на всем белом свете! И некому ей помочь. Танька далеко, Людка? Нет, Людке она не позвонит, как бы тяжко ей ни было. Ниночка? Чужой человек со своими заботами. Наташе стало страшно. Но нет, нет у нее прав раскисать, ныть и кукситься! Теперь нет. Потому что в кроватке спал ее сын.

Другой мечты в те месяцы не было – только выспаться. Навязчивая идея – спать, спать, спать.

Да и вообще все было сложно, а моментами просто невыносимо. Мальчик – имени ему Наташа пока не дала – был беспокойным. Внимательно следил за матерью – только она за дверь, в туалет или на кухню, он тут же разражался слезами.

«Как же мы будем жить, маленький? – вздыхала Наташа. – Мы же с тобой совершенно одни, и нам неоткуда ждать помощи. Ты уж пойми, мой любимый! Ты что, боишься, что я уйду и не вернусь, оставлю тебя? – утирая слезы, улыбалась Наташа. – Миленький мой, самый любимый! Такого не будет никогда, слышишь? Ты все, что у меня есть. Ну еще Танька, конечно. И Ростик, и Петя, и малышка Светка, племяшка, и тетка Марина! Но они далеко. Только ты ничего не бойся, сыночек! Совсем ничего!»