Тяготы домохозяйства - Александр Райн

как они расстались с Набекрень на крыльце. Он вышел из машины и сквозь смертоносные потоки дождя, среди парящих в небе фрагментов зданий и рекламных вывесок, заметил её силуэт. Набекрень стояла в махровом халате на балконе пятого этажа и курила, облокотившись на перила.

– Спать будем вместе, – заявила она с порога и только потом предложила войти.

В квартире уже сидел какой-то мужчина в страховочных ремнях и каске, из-под которой выбивались седые волосы.

– Павел, – протянул руку Паша, – знакомый Ольги Прокофьевны.

– Толик, – пожал руку мужчина, – промышленный альпинист, прилетел десять минут назад. – Он с тревогой кивнул в сторону балкона.

Квартира Ольги Прокофьевны была эталоном аскетизма: большая деревянная кровать без матраса, один табурет, который уже занял Толик, стол. За магнитиками просматривался холодильник, над раковиной бухтела газовая колонка. Набекрень предложила Павлу устроиться на полу в комфортной позе лотоса, а сама решила прогуляться в магазин за чаем.

Первым делом Паша отправился в ванную комнату. Там газовая колонка открыла мужчине мир контрастного душа и привила боязнь звука смывающегося унитаза.

Интернет практически не ловил. Из развлечений в квартире были только книги, разного веса гири и телескоп у окна. Промышленный альпинист читал «Унесённые ветром», зацепившись страховочными ремнями за снаряды.

Читать в позе лотоса желания у Паши не было. Изучение космоса тоже казалось малопривлекательным занятием, а вот изучение чужих квартир могло составить неплохую конкуренцию отсутствующему интернету.

Паша направил прибор на первое незашторенное окно и начал крутить механизмы, чтобы настроить чёткость. Как он ни старался, но движущиеся пятна так и не превратились в людей. Тогда он навёл телескоп на соседнюю многоэтажку. Открытых окон было много и во всех было что-то интересное, что-то интимное, но чёткость по-прежнему не настраивалась.

Он пытался разглядеть людей на улице и в автобусах, заглядывал в гостиничные номера, но сколько бы его пальцы ни крутили механизмы, чёткости добиться так и не смогли. Лишь однажды телескоп показал совершенную картинку, но это было абсолютно неинтересное «шоу»: какой-то старик в костюме сидел в одиночестве за накрытым столом при свечах и ужинал.

Паша покрутил механизмы и смог разглядеть всё до мелочей. Даже штрихкод на бутылке был виден очень чётко. Старик был скучным. Он медленно жевал мясо и смотрел в свою тарелку, усердно о чём-то думая. Паша нащупал ещё один настроечный винт и покрутил его. В голове раздались чьи-то слова: «Жаль, что тебя сегодня нет рядом. С днём рождения, дочка. Надеюсь, ты здорова и счастлива». Паша решил, что ему показалось. Неужели он слышал мысли старика?

Тогда он выкрутил винт полностью. До него стал доноситься плач. Но слёз старика было не видно – они лились у него в душе́.

– В космос потянуло? – голос Набекрень, как всегда, раздался неожиданно.

Паша отскочил в сторону и, споткнувшись о гирю, рухнул на пол, тихонько взвыв.

– Идёмте на кухню, будем чай с баранками пить, – скомандовала хозяйка.

Паша кивнул и поспешил удалиться с места преступления. Толик передвигался по квартире с гирями в руках, всё ещё боясь быть унесённым ураганом.

За столом все трое молчали. Каждый был погружен в свои мысли.

– Завтра я попрошу вас всех уйти пораньше, мне нужно искать новую работу, – предупредила Ольга Прокофьевна.

– То есть как – новую? – возмутился Паша. – Вы же на меня работаете!

– Ваша жена меня сегодня уволила. Или вы забыли? Думаю, что вы добились желаемого.

– Да. То есть нет. Я… я больше этого не хочу, – Паша стыдливо отвёл взгляд в сторону.

– Хотите или нет, но я больше у вас не работаю, а без работы я сидеть не могу.

– Но вы же должны мне помочь всё вернуть обратно!

– С чего это вдруг?

– Потому… Потому что вы единственный человек, который может что-то исправить!

– Единственный человек, который может всё исправить, это вы, Павел. Я сделала всё, что могла.

– Нет, не всё! – он вскочил из-за стола. – Умоляю! Она же подаст на развод!

– Почему раньше вас это не волновало?

– …

– На что вы готовы ради того, чтобы вернуть свою жену?

– На всё! Честное слово! Хоть убиться готов!

– Убиться, значит… Хм. Есть у меня одна идейка, – у Набекрень как-то недобро загорелись глаза, отчего Пашин кадык задергался, – но это всё завтра. А сейчас помойте-ка посуду и давайте спать.

Набекрень встала из-за стола и сложила все кружки в раковину. Паша не стал сопротивляться и послушно потянулся за моющим средством.

Набекрень подошла к телескопу и направила его по записанным в блокноте координатам. В окуляре появилась Катя, которая сидела на диване и рыдала, закрыв лицо ладонями. Набекрень покрутила винт, и до неё донеслись мысли девушки:

«Как же я хочу, чтобы всё вернулось обратно! Чтобы этот идиот понял, что он натворил, и всё исправил. Но этого не случится!»

Набекрень улыбнулась. Ещё не всё потеряно.

* * *

Набекрень любила спать в прохладе. Она всегда приоткрывала на ночь окно, и какой-то там ураган не мог повлиять на этот ритуал. Как ни умоляли мужчины, но она не разрешила им лечь спать на холодном полу. Находясь в своём доме и будучи уволенной, женщина проявляла заботу насильно (имела право). По её словам, первым делом у гостей пострадают почки: они будут либо застужены, либо отбиты за нежелание быть здоровыми.

Спать пришлось втроём на деревянной кровати: Набекрень – посередине, мужчины – по краям, для равномерного распределения тепла. Паша полночи не смыкал глаз. Караулил. Они с Толиком договорились дежурить по очереди на тот случай, если Ольга Прокофьевна начнёт вертеться во сне.

Паша предложил промышленному альпинисту пятьсот рублей за право лечь с краю, а не у стены. Так было больше шансов спастись на случай резкого поворота тяжелого корпуса Набекрень. Толик обиделся таким расценкам на свою жизнь, но деньги взял. Его принесло сюда ветром аж из самого центра города, а на дорогу назад не было ни гроша.

Проснулся Паша с первыми перфораторами. Как только пробило девять утра, соседи сверху начали штробить пол, а те, что снизу – делать розетки в потолке. Изнеженный загородной жизнью в частном доме Паша не был готов к суровой городской действительности и начал бодрствовать. Набекрень и Толик сопели в унисон. Они были народом привыкшим. Толик вообще жил в общежитии коридорного типа, он давно уже использовал вместо берушей тупые концы отвёрток.

Не желая общаться с газовой колонкой, Паша чистил зубы ледяной водой. Слушая, как в стояке через стенку кто-то смывает куб щебёнки, не иначе, он неосознанно начал переоценку жизненных ценностей.

Бытовой ад продолжался. До кухни Паша добирался минут сорок.