Тяготы домохозяйства - Александр Райн

В домофон постоянно звонили и просили открыть дверь. Подъезд многоквартирного дома в среду утром был популярней, чем биржевой рынок и областная больница вместе взятые.

Телефонные операторы, сборщики макулатуры, покупатели старой бытовой техники и продавцы газовых счетчиков: Паша запускал всех подряд и внешние враждебные силы чувствовали его слабость, продолжая набирать номер квартиры Набекрень. Терпение его закончилось на кровельщиках, пришедших для устранения последствий урагана.

– Это не проходной двор! – крикнул он в трубку и отключил домофон.

На кухне Паша смог отыскать зёрна кофе и турку. Залив половину газовой плиты и пол коричневой жижей, он всё же сообразил себе чашечку американо.

Обычно за завтраком мужчина читал новости в интернете, но сегодня он узнал их из вентиляционного отверстия. Соседка двумя этажами выше разговаривала со своей мамой. За пять минут женщины обсудили всю внутреннюю и внешнюю политику страны, курс валют, погоду и покопались в грязном белье отечественных и зарубежных звёзд шоу-бизнеса.

Глядя на всё это, Паша вдруг ясно начал понимать, откуда у Набекрень такой нрав, а потом вдруг вспомнил про восемь детей и младшенькую, что играет в оркестре на тубе, и почувствовал, что задыхается.

Следующим проснулся Толик. Мужчина собирался поехать на работу и заканчивать монтаж рекламы на фасаде здания. Но по телефону ему сообщили, что его услуги больше не требуются, ввиду отсутствия фасада после урагана.

Самый лучший выходной – тот, что не запланирован. Толик искал ключ от входной двери, когда из комнаты донеслось:

– Куда собрался? А отработать ночлег?

Последняя поляна чёрных волос на затылке Толика благополучно поседела. Набекрень встала с кровати и потянулась. Суставы её раскатисто хрустнули.

– Что вам нужно? – раздался дрожащий голос из прихожей.

– Яйца!

Промышленный альпинист попытался выломать дверь плечом. Не добившись успеха, он решил уйти тем же способом, что и пришёл – через балкон, но Ольга Прокофьевна вовремя поймала летуна за шкирку.

– А ещё мука, молоко и масло.

Она сунула список ему в карман и только потом отпустила.

– Что у нас в планах? – поинтересовался Паша.

– Блины, – ответила Набекрень, следя за тем, чтобы Толик шёл в магазин и никуда не сворачивал по пути – её кулак в окне был лучшим навигатором и ориентиром одновременно.

– Я про развод.

– Думаете, ему вместо масла икру пробьют?

– Я про наш с Катей развод!

– Ах, это. Разводят после двух.

– Хотите сказать, что вы вернёте меня в семью до двух?!

– В два часа мне к зубному, так что нужно закончить до обеда.

В дверь позвонили. Толик притащил продукты и уже собирался уйти, но был обречён на завтрак.

Блины альпинист не любил. Он признался в этом только после того, как попросил третью порцию. Лицо мужчины блестело, как церковный купол, и быстро принимало подобную форму.

– Но как вы собираетесь так быстро нас примирить?! – не унимался Паша.

– В вашем случае есть только два выхода: либо застукать вашу жену с любовником, либо пойти на подвиг. И в обоих случаях не обойтись без помощи нашего нового знакомого, – Ольга Прокофьевна кивнула на Толика, который, не в силах свободно дышать, проделывал новую дырку в монтажном поясе.

– Никаких любовников! – заорал Паша, глядя на лоснящееся лицо альпиниста.

– Хорошо. Тогда романтический подвиг, – развела руками Набекрень так, словно это предполагало что-то намного хуже.

В романтическом плане Паша был человеком практичным. Мужчина привык все вопросы решать деньгами. Подарки, еда, впечатления – купить можно абсолютно всё, думал он и даже немного расстроился, когда Ольга Прокофьевна спросила у него о любимых цветах супруги.

– Может, что-то посерьёзнее купить? Бриллианты или путёвку на выходные в Таиланд? Не думаю, что подарить цветы – серьёзный поступок, – выпендривался он.

– Главное – подача, – равнодушно заметила Ольга Прокофьевна, а затем повернулась к Толику и спросила: – Сколько метров у тебя трос?

* * *

На сегодня у Кати планировался целый день совещаний и презентаций. Расстроенная положением своих душевных дел, она решила посвятить себя работе и с самого утра согнала всех коллег в свой кабинет, чтобы им тоже стало плохо.

После того как выяснилось, что Артур – банкрот и проныра и вообще его придавило нефтепроводом где-то в Сибири, ни о какой сделке года и речи не шло – всё пошло под откос. Катя рвала и метала. Мужчины были ей противны. В её глазах они все были обманщиками, жуликами и предателями. За один косой взгляд она уволила доставщика воды, который, к слову, на неё даже не работал. С каждой минутой её стервозность набирала обороты и грозила не только массовым сокращением штатов, но и расстрелом из степлера, который она постоянно перекладывала из руки в руку.

Коллеги пытались её успокоить, подкладывая на стол графики с перспективами, а в кофе подливая ви́ски из личных фляг, но Катя всё это проглатывала без должного эффекта. В конце концов, когда она построила всех в шеренгу и собиралась произнести свой самый страшный приговор, в окне за её спиной внезапно возник Павел. На высоте семидесяти метров, обдуваемый ледяным ветром, он крепко держал в руках охапку синих ирисов.

– Ваш муж… – начал было говорить кто-то из коллег.

– Бабник и козёл! – подхватила Катя.

– Ваш бабник и козёл здесь!

Весь мужской коллектив радостно начал тыкать пальцами в сторону окон. «Козёл» появился как раз вовремя. В такие времена козлы – на вес золота. На них спускают все грехи. Но этот козёл был каким-то дохлым, чем сильно огорчал мужскую половину офиса.

– Паша?! – у Кати непроизвольно отвисла челюсть и выпал из рук степлер.

Раскачивающийся на холодном ветру Паша, к которому скотчем привязали букет цветов, был без сознания. В какой-то момент его так сильно мотнуло ветром, что он впечатался лбом в окно, издав глухой стук, и наконец ожил. Осознав где он, Паша пожалел, что выбрал путь романтика. Проще было бы набить морду любовнику, ну или хотя бы изобразить негодование и обиду.

Барахтаясь, как жук, который перевернулся на спину, и радуясь тому, что согласился на памперсы для взрослых, Паша достал из внутреннего кармана текст и бескровными губами начал выкрикивать в атмосферу слова любви, иногда прерываясь на слёзы. Через пять минут отошедшая от шока Катя наконец открыла окно и попросила Пашу повторить.

Лицо мужчины уже мало чем отличалось по цвету от ирисов. Он начал повторять, но губы его уже не слушались. Он кричал: «Прости!», но до Кати доносилось лишь «Расти!». Он кричал: «Люблю!», а слышалось «Убью!»

– Что тебе нужно?! – не выдержала Катя.

– Вернись ко мне!

– Нет! Ты меня предал!

Паша прочитал инструкцию, которую ему написала Ольга Прокофьевна на другой стороне листа,