Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти

И не только свет. Каким-то образом теперь я мог видеть сквозь занавески и оконное стекло головокружительный лабиринт комнат, коридоров, улиц и переулков; мой разум метался в тысяче направлений, пока я насильно его не осадил. После этого упражнения я весь обратился в слух – всего на мгновение, – и внял бессвязному хору голосов, которые тут же и заглушил, прежде чем погрязнуть в их бессмысленном бормотании.

Эта фаза до одури похожего на сон опыта, полного пугающих вещей, вопросов и загадок, вовсе не была сном, и я знал это. Но всякий ответ стал уклончивым и ускользал в туманные области, где мой разум не мог уследить за ним. Если бы я попытался проникнуть туда – угодил бы в ловушку тупика, заполненного густыми тенями, которые я стал называть «темными пятнами», где черная река текла бурляще и вязко. Эти темные пятна были для меня источником страха и разочарования. Они намекали на присутствие игрока-анонима в игре, чьи правила я только начал постигать.

От меня никуда не делся обсессивно-компульсивный синдром – то есть хотя бы в этом отношении я не изменился. Мне не нравилось это подозрительное присутствие чьего-то контроля в моей бытности. Тайные встречи проходили без моего ведома… меня могли признать виновным в преступлении, которого я не совершал… мною помыкали, меня кто-то унижал… моя компетентность – под вопросом, к моим воззваниям – глухи… какие-то идиоты насильно выдворили меня из организации, которой я верой и правдой служил так много лет. С такой-то подхалимской работы, и все равно – вытурили.

Если работать – то до конца! Если трудиться – то до последнего!

Теперь вражеские лица занимали весь объем моих мыслей. Таково было последнее мое желание, мой особый план – увидеть их кричащими, окровавленными, бездыханными у моих ног. О, как хорошо я его помнил! Но как мне претворить это желание в жизнь, если теперь я даже лист бумаги в руке не мог удержать? Бумага, бумага – почему это слово на мгновение отозвалось эхом в моей голове, а затем исчезло и умерло, раздавленное между черных пятен? Ладно, важней другой вопрос – как мне теперь стрелять из УСП, слать пулю за пулей из мощного «Глока»? Вися перед зеркалом в ванной, я даже не мог увидеть собственное лицо. У меня больше никогда не будет возможности сделать так, чтобы последнее, что мои враги-свиньи увидели в день бойни, – этот гневный лик.

Но случилось вот что. Механизм моей смертоносной ярости раскрутил шестерни, возжег топливо в ядовитые пары, стал метать искры направо и налево – метал и метал… и вскоре зеркало передо мной вспыхнуло, объятое неестественным пламенем. Вот я, в самом центре этой адской ауры. Вот мое лицо, искаженное ненавистью. Вот мои глаза, мечущие молнии из-под линз. Вот он, весь я – черный, без единого просвета. В левой руке я сжимал походный нож «Охотник на оленей»; подняв лезвие, я мягко прижал его к щеке – и черная радость от ощущения боли почти заставила меня потерять сознание.

После этого первого проявления я позволил теням вернуться, чтобы поглотить меня. Теперь я был в состоянии контролировать свою сущность. Чуть позже я научился управлять силой зрения и слуха. Были и другие вещи – неслыханные и чудесные силы и способности, которые мне вскоре предстояло в себе открыть.

Пока мой труд не завершен; я только приступил к работе.

2

Два детектива по расследованию убийств – один черный, один белый, оба в сером – покинули лифт старого офисного здания в центре города и вошли в приемную компании, которая была старейшим и самым богатым арендатором здания. Они заметили тусклый свет и роскошную мебель (там был даже рояль), но совсем не испугались. Оба бывали в старом здании много раз за эти годы.

Детектив Белофф сказал детективу Черноффу в лифте:

– Раньше на первом этаже здесь был киоск. Веришь или нет, в нем продавали лучшее шоколадное мороженое из всех, мною еденых. Когда мы жили в городе, меня родители к нему водили…

– Давным-давно, – прокомментировал детектив Чернофф.

– Ага, были времена, – протянул сентиментально Белофф,

Из приемной их проводили на двадцатый (или же на двадцать первый?) этаж, где их встречала и ждала еще одна секретарша и помощник по административным вопросам. Марта Линдстром, как гласила медная табличка на ее столе, сопроводила расследующих убийства детективов в кабинет генерального директора компании. Тот, конечно, не имел за душой никаких полезных сведений, могущих помочь продвинуть дело, но хотя бы давал карт-бланш передвигаться по офисам компании под руководством женщины, вызванной из отдела кадров Мартой. Когда следователи начали спускаться по лестнице, которая, словно позвоночник, пронизывала десять этажей офисного здания компании, Марта Линдстром – сотрудник высочайшей эффективности, – уже говорила по телефону, инструктируя кого-то выяснить, «где и когда» похороны и как заказать традиционную композицию из цветов (каковую компания всегда отправляла по случаю кончины сотрудника).

В отделе кадров следователи попросили ознакомиться с досье покойного, а также с досье лиц, которые тесно сотрудничали с оным, наряду с досье всех сотрудников, которые недавно покинули компанию с «пятном» на репутации. Ранее в тот же день детективы, к своему удовлетворению, определили, что друзья и члены семьи покойного не подпадают под официальные подозрения. Осмотр рабочего места жертвы – лишь один этап в довольно-таки обкатанном процессе. Мужчины делали заметки, основываясь на сведениях из личных дел сотрудников, вынесенных им на изучение.

– Может, поковыряем этого Фрэнка Доминио? Поговорим с его начальником сперва, – предложил детектив Чернофф.

– Можно, – согласился напарник Белофф. – Его личное дело не совсем соответствует представлению об идеальном сотруднике. Вынужденная отставка порой не на шутку людей из колеи выбивает.

– Говоришь так, будто что-то такое на собственной шкуре испытал.

– Считай что так.

– Нужно на весь свет обозлиться, чтобы учинить такое, – сказал детектив Чернофф, сгибая картонную папку с личным делом и пряча ее в карман пальто.

– Это уж от человека зависит. Иным и повода не давай…

Молодой начальник, с которым побеседовали детективы, не сумел добавить ничего интересного к досье Фрэнка Доминио – или сделал вид, что добавлять нечего. Под эгидой перспективного профессионала мистер Доминио проработал всего ничего – а потом подал заявление об отставке.

– Лучше поговорите с кем-то, кто проработал с Домино подольше моего, – извинился начальник. – Я-то в компании этой числюсь от силы год.

– Я думал, его фамилия – «Доминио», – заметил детектив Чернофф.

– А я разве как-то иначе сказал? – лживо захлопало глазами