Буревестник - Николай Сергеевич Матвеев

слова, когда-то слышанные им: хочешь быть беспощадным к врагу — научись прежде быть беспощадным к себе. Ну что ж, он научится. Он всегда умел учиться тому, что было необходимо…

12

Боевые товарищи уважительно называли Нельсона — Балтийский орел, и много теплоты вкладывали они в эти слова. Немцы же произносили их с ненавистью и страхом. Для многих фашистов встреча с Балтийским орлом стала последней, а если кто и уцелел, то запомнил ее на всю жизнь.

…Шло время. Метроном войны отбивал счет секундам, сражениям, жизням. К победе вела крутая долгая дорога. За каждый подъем приходилось платить человеческой кровью и страданиями. И люди платили. Они знали — другого пути нет. Они шли на все и побеждали.

Время шло в боях, в коротком отдыхе, о ожидании вестей из дому. Здесь, на фронте, недели не делились на привычные, последовательно идущие друг за другом дни — понедельник, вторник, среда… Так же они перестали делиться на ночь, утро, день, вечер. Шел совсем другой счет: на уничтоженные самолеты и корабли и, наконец, на живых и мертвых. И часто мертвые еще продолжали жить среди живых: на их имя еще приходили вести от родных, а их аккуратно сложенные треугольниками письма, где они беспокоились, спрашивали и любили, каждый раз с новой силой ранили сердца уже знавших печальную правду о близких…

Но в то время, пока человек живет, он не может без шутки, без хорошей песни, без дружеского разговора, когда хочется поделиться с близким человеком своими мыслями и тревогами, и вот в такие минуты товарищи шли к Нельсону: они знали, что он поймет и в чем-то поможет и будет легче и спокойнее. А спокойствие очень важно, особенно для летчиков во время боевого задания, когда все чувства должны быть собраны в тугой клубок и не должно быть места ми сомнениям, ни тревогам. Степанян любил людей, он не мог долго быть одни, таким он был всегда. И когда он ходил в учлетах, и когда стал инструктором, и теперь здесь, на фронте. Он как-то особенно хорошо умел чувствовать настроение собеседника, вызвать его на откровенность. Правда, далеко не всегда он бывал ласков и сдержан. Он мог вспылить и сказать резкое слово, но, как правило, он сердился за дело, а если кого-нибудь и обижал зря, то всегда первым старался загладить свою вину. Товарищи любили Нельсона и охотно прощали ему такие срывы. Ему многие хотели подражать, о первую очередь, конечно, молодые. Им нравилась смелость Степаняна, его умение быстро ориентироваться в обстановке. Да Нельсона и самого тянуло к молодежи, и он с удовольствием принимал участие в их спорах при обсуждении различных приемов боя. Степаняну нравилось, что молодежь искала новых путей, а не шла по проторенной дорожке, даже если она и ошибалась. Он всегда внимательно выслушивал своих учеников, объяснял им, доказывал, а главное, всегда знал, когда кого надо подбодрить, а когда и сдержать. Особенно некоторых, не в меру горячих.

— Я человек не суеверный, — говорил он, улыбаясь. — Но запомните, никто сразу не становится мастером. Для летчика очень важны четыре вылета: первый, третий, седьмой и тринадцатый. Вот как только вернешься с тринадцатого, значит все. Теперь можешь считать себя асом и летать абсолютно спокойно!

А за Нельсона можно было поволноваться. Он летал в любую погоду, а, как известно, погодой Балтика не балует.

Был такой случай, о котором потом всегда рассказывали новому пополнению. Дождливый день. Все пронизано холодным, влажным ветром. Как темные, плохо выстиранные и отжатые полотнища, низко над землей висят облака. Ветер гонит по серому морю тяжелые свинцовые волны Они то распадаются пенистой россыпью, то поднимаются темными валами и пытаются как можно дальше лизнуть берег. Туман такой, что люди кажутся бледными призраками. Без метеорологической сводки ясно — лететь нельзя.

А разведка донесла: обнаружены вражеские транспорты. Что делать?

Погода все больше и больше ухудшалась, туман явно покровительствовал врагу и надежно закутывал в свою мутную пелену корабли.

Командование колебалось. Уж очень рискованно посылать сейчас кого-нибудь на боевое задание. Трудно, почти невозможно найти движущиеся транспорты в такую погоду, а самолет может потерять ориентировку — и тогда конец.

Но в то же время нельзя не попытаться уничтожить врага.

Решено было послать для штурмовки только один самолет.

Степанян летит сам.

Когда он подошел к своему самолету, то техники, оживленно обсуждавшие обстановку, замолчали.

— С хорошей вас погодой, ребята! — спокойно сказал Степанян.

«Неужели все-таки полетит?» — подумали все.

…Его самолет как будто растворился в облаках. Люди еще долго стояли и смотрели в хмурое небо, потом молча разошлись. Всем было тревожно, а погода, как назло, ухудшалась и ухудшалась.

Только очень опытный летчик мог рискнуть на этот вылет, не только опытный, но и бесконечно отважный. В такую погоду вести тяжелый самолет на малой высоте! Самолет одномоторный, и если двигатель откажет, то все! Спасения быть не может. Его просто неоткуда ждать. А если бой и будет повреждена машина, тогда тоже верная смерть. Так и так вернуться шансов мало. А потом ведь надо точно возвратиться на аэродром, а при такой погоде эта задача более чем сложная. Степанян все это знал, и знал очень хорошо. Но сейчас, как и часто о бою, и не только о бою, а в какие-то ответственные минуты его жизни, им овладел азарт. Та азартная ярость, которая обостряла все его чувства, помогала ему и делала его неуязвимым.

Он продолжал полет. Привычный рев мотора, казалось, растворялся в белесой мгле. На мгновение ему почудилось, что все это лишь странное видение.

Как он, заводской парнишка, вдруг очутился между небом и морем за штурвалом боевой машины и летит, выискивая врага?

Степанян улыбнулся. Конечно, человек привыкает ко всему, даже к боевым будням, когда то и дело недосчитываешься товарищей и думаешь, когда наступит твой черед. Но уж очень, наверное, неожиданным был переход из теплых мирных дней, из прекрасных довоенных дней с их тысячами не оцененных по-настоящему радостен в суровый мир войны. И нет да нет какая-нибудь из тысяч ниточек, тянувшихся из тех невообразимо далеких дней, заставляла с предельной остротой вспоминать прошлое.

Но сейчас было настоящее. Из прошлого оставался лишь один он, Нельсон Степанян, когда-то рабочий парнишка с нефтеперегонного завода, а теперь летчик-штурмовик. Теперь были влажные хлопья тумана, проносящиеся мимо него, холодное море где-то внизу.

И это было главное…

Он должен найти транспорт противника — это сейчас его основная задача. Казалось, все сосредоточилось в одном желании: увидеть. И