Интимная история человечества - Теодор Зельдин

всего 14 процентов взрослых признаются в том, что испытывают одиночество хотя бы раз в месяц. Самые одинокие, по-видимому, те, кто чаще всего переезжает; те, у кого больше всего друзей, жаждут иметь еще больше. Врачи считают, что одинокие болеют в два раза чаще.

Но то, что одиночество – современный недуг, неправда. В одном из древнейших индуистских мифов говорится, что мир был создан потому, что Первичному существу было одиноко. Даже когда все человечество было религиозным, некоторые страдали от одиночества, о чем свидетельствует пророк Иов в IV веке до н. э. в одном из самых пронзительных стихотворений об этом:

«Мои родные потерпели неудачу, мои друзья забыли меня. Живущие в доме моем и служанки мои считают меня иноземцем: в их глазах я чужак… Чуждо дыхание мое жене моей, хотя ради детей я смирял свое тело. Да, маленькие дети презирали меня; я возражал, и они говорили против меня. Все мои близкие друзья возненавидели меня, и те, кого я любил, ополчились против меня».

Однако от одиночества есть средство, как и от оспы. История показывает, что некоторые люди выработали более или менее устойчивый иммунитет к нему четырьмя способами. Общее у этих методов то, что они следовали принципу, по которому работает вакцинация, употребляя само одиночество в равномерных дозах, чтобы не быть уничтоженным им.

Первопроходцами были отшельники – мужчины и женщины, которые чувствовали себя в этом мире не в своей тарелке, кому не нравились его алчность, жестокость и компромиссы или кто считал, что их неправильно понимают. Как сказал один из них, Наркисс, епископ Иерусалимский, в 212 году: «Устав от клеветы мира, он удалился в пустыню». Вместо того чтобы чувствовать себя изгоями в обществе, они покинули его и стали профессиональными чужаками, намеренно стремясь быть «чужими» или «изгнанниками» и придав этому состоянию флер благородства. Наградой для них был внутренний покой. Одни подвергали себя мучительным истязаниям, доводя себя почти до голодной смерти, связывая себя тяжелыми цепями или живя в могилах, чтобы достичь духовного просветления. Другие сходили с ума. Но славу обретали те, кто одержал победу и обрел чувство, будто открыл новую значимую реальность. Они излучали внутренний покой, который производил огромное впечатление: поклонники стекались отовсюду, чтобы получить их благословение.

Этот способ испробовала почти каждая цивилизация. Скорее всего, изобретенный индусами, он распространился на восток под влиянием Будды – принца, ставшего отшельником, – и на запад через Ближний Восток в Европу, привлекая перфекционистов. Среди первых христиан героем стал святой Антоний – неграмотный египтянин, который в возрасте тридцати пяти лет удалился и стал жить один в пустыне. Двадцать лет он сражался с «бесами», великим бичом тех дней, – так в древности называли тревоги, сомнения, страхи и чувство вины. Он побеждал демонов и прославился благодаря своей записанной биографии. Многие последовали его примеру в стремлении избавиться от собственных демонов. Одиночество казалось лекарством.

Быть отшельником не обязательно означало быть совершенно одиноким. Симеон Столпник (390–459) в Сирии восседал на вершине высокой колонны, спасаясь от толпы, желавшей избавиться от своих бед без тех жертв, что приносил он, а просто слушая его молитвы. Конечно, были отшельники, не желавшие иметь ничего общего с человечеством, но многие из них возвращались в мир, обнаружив, что, сбежав от него, они ощутили ответственность за него, желание помочь. Самый известный западный отшельник современности Томас Мертон из Кентукки сказал: «Одиночество – это не разлука». Он был монахом-траппистом, давшим обет молчания, и настаивал на том, что «открыт для всего мира», передавая свое видение истинных ценностей через популярные книги. Средневековые ирландские отшельники ввели другую модель: они брали на себя двойное бремя, отправляясь в изгнание за границу и живя среди язычников.

Последствия отшельничества и одиночной каторги нередко были одинаковы. Часть отшельников стала неспособна выносить общество людей, как, например, Пахомий (290–346), который после семилетнего поста гневно реагировал на малейшее несогласие с ним. А вот другие возвращались, как Достоевский, который перенес сначала одиночное заключение, а затем каторгу, где ни разу не остался один, будучи эмоционально изолированным среди уголовников: он попал туда в состоянии отчаяния из-за судеб человечества, на грани нервного срыва, а вышел ликуя, с верой в доброту мира.

Чистое отшельничество со временем стало слишком странным, но он (и она, поскольку среди первых христиан было немало женщин-отшельников) производил на обычных людей достаточное впечатление, чтобы те время от времени тоже пробовали уходить от мира. Мартин Турский (316–377) популяризировал эту идею во Франции, чередуя свою обычную жизнь с уединением. Насколько ценными могут быть короткие периоды бегства, показала аргентинка Мария Антония де Сан-Хосе де ла Пас (1730–1789), за всю жизнь организовавшая их для более чем 100 тысяч человек. В Бирме мальчики, окончившие школу, проводят несколько месяцев в буддийском монастыре, чтобы подготовиться к взрослой жизни. Американские индейцы доколумбовых времен отправляли своих детей на некоторое время пожить в одиночестве и поститься, чтобы установить контакт с духом, который будет вести их по жизни, после чего они считались хранителями священной силы. Канадские атапаски проделывали это в пять лет, алгонкины – в двенадцать.

Это бегство от общества часто выворачивало первоначальную индуистскую идею, превращая ее в подготовку к жизни, а не к смерти. По мере увеличения продолжительности жизни все больше и больше пожилых людей предпочитали жить в одиночестве, но рядом со своими родственниками. Индусы первыми придумали что-то подобное, но для бедного общества, где не было ни пенсий, ни медицинского обслуживания. Изоляция была направлена на то, чтобы дать старикам возможность одержать духовную победу над бедностью и болезнями. В идеале индусы делят свое время на земле на четыре этапа, два из них – социальные (учеба, затем создание семьи) и два – уход от социума: когда они седеют и видят рождение детей своих детей, они должны стать отшельниками в лесу или в сарае в глубине сада и учиться забывать о материальных вещах, налагая на себя все новые и новые ограничения, живя под открытым небом в сезон дождей, нося мокрую одежду зимой, пока, на заключительном этапе, сумев разорвать все земные узы, они не становятся бездомными скитальцами, владеющими лишь чашей для подаяний и лохмотьями, что на них. Современная западная культура побуждает людей смешивать эти четыре стадии, соблазняя их возможностью чередовать независимость и ответственность.

Вторая форма иммунизации против одиночества заключалась не в уходе из общества, не в поисках Бога, а в обращении внутрь себя с целью усилить свое сопротивление через самоанализ, понимание себя, подчеркивание своей уникальности, хотя поначалу в результате этого одиночество может только усилиться.

Средиземноморская семейная традиция состоит в единении, но она же породила исследователей, ищущих независимый, индивидуальный стиль жизни. Это требовало мужества. Знаменитости итальянского Ренессанса начинали с уверенности в себе, полученной благодаря мастерству в своем деле. До этого художники с готовностью выполняли то, что им говорили, и следовали традициям. Мысль о том, чтобы отличаться от других, пугала их так же, как и всех остальных. Люди закрывали глаза на собственную оригинальность, всегда подражая кому-то, руководствуясь устоявшимися эталонами совершенства, веря, что послушание принесет благосклонность как божественную, так и человеческую.

Со временем некоторые художники перестали довольствоваться тем, что делают. Однако выражение собственных идей было настолько смелым приключением, что им требовалась поддержка в виде постоянных похвал. Художники эпохи Возрождения фанатично соревновались друг с другом, отчаянно жаждали первого приза, пристрастились к аплодисментам, как к алкоголю, – раз они не делали того, чего от них ожидали, не могло быть уверенности, что они поступают правильно. Они были охвачены какой-то ненасытной жаждой, не имевшей четкого объекта, неуемностью, которой они сами не могли понять.

То, насколько люди отличаются друг от друга, показал врач Джироламо Кардано (1501–1576), который написал автобиографию, чтобы продемонстрировать это на собственном примере, и большие научные труды, где применял эту идею к природе в целом. Изучая себя как собственного пациента, он исследовал все свои особенности, физические и душевные, в мельчайших подробностях. Он