Интимная история человечества - Теодор Зельдин
Шрифт:
Интервал:
Когда на религиозных праздниках одобрялась только музыка бубна, эти певцы Мекки и Медины привезли из Персии лютню, предшественницу гитары, и, несмотря на протесты, что это инструмент похоти, мужья, занятые собственными удовольствиями, не мешали дамам. Это сработало как заклинание. Певцами были «юноши необыкновенной красоты», с волосами до плеч. Часто это были освобожденные рабы, над которыми не довлели тиранические семейные узы. Возможно – незаконнорожденные дети знатных людей. У них всегда были проблемы с властями, но их регулярно спасали от наказания их поклонницы. Старые песни были о войне, а эти певцы пели только о любви, и женщины требовали текстов, в которых могли бы узнать свои собственные чувства. Исследования лояльности между отдельными людьми, помимо лояльности к племени и семье, опять проводились с иностранной помощью. Внедрение чужих мелодий защитило эту смелость, окутав ее тайной. Знаменитый певец Ибн Мухриз отправился в Персию изучать музыку и традиции утонченной любви, «сладострастного созерцания», сказок, где говорилось, что государь недостоин царствовать, если он не умеет любить. Затем он отправился в Сирию изучать греческую музыку и привез такие мелодии, каких никто никогда прежде не слышал. В городах с энтузиазмом восприняли новинку, при условии, что ее смешивали со старыми бедуинскими мелодиями вроде неровных ритмов верблюжьей песни. Иностранная музыка стала в обновлении страстной любви вторым ингредиентом после юмора, как это случалось много раз, как происходило с африканской и американской музыкой в наши дни. Арабскую любовь французским трубадурам передали не философы, а музыканты. Музыканты по обе стороны Пиренеев понимали друг друга, потому что настроение заразнее идеи. Слово «трубадур» может происходить от арабского тараб, что означает «музыка».
Исламское благочестие в итоге заставило женщин, посвятивших себя улучшению отношений между полами, замолчать. Тогда страсть обрела иную форму. В следующем столетии шумный город Басра пережил аналогичную эпоху «головокружительной неопределенности»: ценности попали в водоворот, «свободомыслие, моральная раскованность и склонность к легкомысленным удовольствиям вызывала эмоциональную экзальтацию», «у женщин наблюдались мистические переживания». Еретики другого типа теперь использовали любовь, чтобы побороть сомнения. Самый известный из них, Башар ибн Бурд, был злым молодым человеком, а в старости стал еще злее: он был одаренным поэтом персидского происхождения, и ему неуютно жилось среди арабов. Он чувствовал, что его не ценят, и действительно, в конце концов он умер в результате порки – наказания за то, что он раздражал халифа. Презирая мир и его порядки, признавая мораль и религию, отвергая власть, разрываясь между материализмом и поиском абсолютного искупления, он мстил себе безудержными пасквилями. Он не боялся стихами говорить соперникам, что он о них думает:
Ты сын похотливого животного,
Ты гнилой, грязный бродяга.
Вокруг него ересь подвергала сомнению почти все. Например, мутазилиты (слово означало «держаться на расстоянии») выступали против догматизма в пользу «позиции между двумя позициями», в пользу свободы воли, утверждая, что никто не может быть полностью прав или полностью неправ. Единственное, в чем они были уверены, – что страсть – это неизбежная физическая или космическая сила. Именно в этой атмосфере разочарования любовные страсти стали наивысшей ценностью. Башар воспевал не свою любовь к какой-то конкретной женщине, а стойкость в любви вообще, несмотря на все препятствия на ее пути. Этот бой нравился ему больше всего. Затем он высмеял собственную неискренность: «Я достаточно лгал, чтобы иметь право говорить правду». Страстная любовь превратилась во флаг бунта.
Аль-Аббас ибн аль-Ахнаф, другой известный поэт Басры, провозгласил: «Нет добра в тех, кто не чувствует страстности любви», как если бы влюбленные были тайным обществом самоистязателей. Он стал бешено популярен после эмиграции в Багдад, ко двору Гаруна аль-Рашида, где его стихи были положены на музыку. Калиф, страстно любящий рабынь, от которых теоретически мог требовать всего, чего ему заблагорассудится, чувствовал, что есть нечто не подвластное его могуществу. Аль-Аббас объяснял страсть как стремление к недостижимому. Партнер, на которого она направлена, не был ее настоящим объектом. Любовь была признаком внутренней слабости, всегда безнадежной. Аль-Аббас пел о несчастной, целомудренной, парадоксальной любви, заявляя, что он счастливее всего тогда, когда его любимая вне досягаемости. Любовь и секс разошлись: «Тот, кто любит безответной любовью и остается целомудренным, умирает мучеником». Идеализация женщин, конечно, не улучшила отношения к реальным женщинам; напротив, она символизировала разочарование в них.
Светским людям, любившим метафизические рассуждения о том, что такое любовь, и желавшим просто наслаждаться удовольствиями без боли, явно требовался более практичный подход для удовлетворения своих желаний. Они жаждали хеппи-энда, а не неудобств, порабощения или крайностей мятежной страсти. Их привязанность должна была быть совместима с лояльностью к сообществу, дававшему им статус. Им было удобно не вникать слишком глубоко в личность объекта своей любви. Такое отношение отражено в «Книге песен» Абул-Фараджа аль-Исфахани (ум. в 967 г.). Он был предшественником светской элиты, славился прекрасным чувством юмора, любил веселую компанию представителей любых национальностей, был вхож в высшее общество, постоянно путешествовал, всегда не один. Он показал, как можно избежать в любви театральности, пафоса, трагедии или беспокойства, когда женщины постоянно играют лишь второстепенную роль; как можно приручить любовь и сделать безвредной, чтобы потом хвалиться ею, как разновидностью ностальгии.
Но для светских людей, которых не привлекали такие легкие и поверхностные отношения, альтернативу предложил Ибн Хазм из Кордовы (994–1064). Его трактат о любви «Ожерелье голубки» стал кульминацией жизни, где все пошло не так. Он жалуется, что его ссылали, предавали, угнетали, грабили, доводили до отчаяния и он был «в ожидании дальнейших ударов судьбы». Мусульманская Испания, по его мнению, «саморазрушалась». Одним из его решений было новое отношение к любви. Он писал о любви не только для того, чтобы восхвалять ее: влюбившись за эти годы трижды, он проанализировал в книге свои интимные переживания, хотя и знал, что люди сочтут это неприличным для такого видного общественного деятеля, министра и ученого. Он ведь говорил, что любовь привносит обновление в жизнь, делает жадных людей щедрыми, хамов – милостивыми, глупых – мудрыми, волшебным образом превращая недостатки в достоинства, чтобы каждый мог надеяться, что его полюбят: не было
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!