Дорога на Аннапурну - Марина Москвина

— Каждый раз, когда возникало это видение, — рассказывала Марина Попович, — некоторые участники экспедиции, попросту говоря, теряли сознание. Хотя нам было известно, что ОН может входить в волновое состояние — появляться и исчезать, читать мысли на расстоянии и общаться телепатически. Я дежурила только днем, в это время он никогда не приходил. И мне посоветовали: «А ты задай ему какой-нибудь вопрос!»

— Я решила разложить на земле разноцветные бумажные квадратики — красный, зеленый, желтый, голубой — и, как только стемнело, собравшись с духом, произнесла: «Если ты, снежный человек, находишься здесь, то выбери свой любимый цвет». Прошло несколько часов. Внезапно среди ночи кто-то коснулся моей щеки. А я сплю. Бдительно так сплю, полусплю. Вдруг, словно во мне самой, прозвучал голос:

«Я люблю зеленый цвет. Я един с природой».

— У меня психика, честное слово, нормальная, — заверила меня Марина Попович, летчик-испытатель, инженер-полковник ВВС…

В общем, было о чем потолковать с этими шотландскими парнями. Но поскольку Лёня заподозрил, что у них браконьерские намерения, он демонстративно уселся на ступеньку под навесом, подпер кулаком щеку и молча смотрел на Дождь и на чернейшие тучи, проплывавшие перед его взором.

А мне одной сложно осилить такие серьезные переговоры по-английски. Тем более, шотландцы говорят с шотландским акцентом. У меня — это еще в школе «англичанка» заметила — какой-то грубый йоркширский говорок. Возник языковой барьер.

Между тем я накопила столь обширный материал о разных таинственных явлениях на нашей планете, что написала об этом книгу под названием «ПОКА ГОРИТ СВЯЩЕННЫЙ ОГУРИЛ». Так предложил назвать ее мой сын. Я долго допытывалась, что такое ОГУРИЛ, но он молчал и загадочно улыбался.

Книгу решили выпустить и попросили передать ее на рецензию писателю и журналисту Ярославу Голованову. Я отвезла ему рукопись на дачу в Переделкино, а сама поселилась напротив — в Доме Творчества писателей. Через пару дней раздается стук в дверь.

— Кто там?

— Ярослав Голованов.

Открываю, и точно — стоит Голованов.

Я очень обрадовалась, ведь это мой кумир, блистательный журналист, непревзойденный, он все знал обо всем, про Землю и про Космос; сейчас его нет, к сожалению, на Земле, но это был уникальный писатель. Всю юность я отслеживала его статьи, вырезала из журналов и газет, они до сих пор у меня хранятся! И вдруг он сам, собственной персоной, пришел ко мне. Я прямо не знала, куда его усадить и чем угостить.

Он отдал мне рукопись и сказал:

— Книжка получилась хорошая. Одно мне не нравится — что вы стоите под флагом того, что ОНИ есть. Я побывал во всех местах, о которых здесь идет речь — пустыня Наска, Баальбек, Стоунхендж, Памир, египетские и мексиканские пирамиды. Но нигде не встречал ни инопланетян, ни снежного человека. Пока авторитетные ученые не заполучат хоть кого-нибудь из героев вашей книги для анатомического исследования…

— Помилуйте, Ярослав Кириллыч! — я говорю упавшим голосом. — Да у вас не развито экологическое сознание! Значит Ваш подход заключается в том, что снежного человека надо поймать, убить и анатомировать, только тогда Ярослав Голованов убедится и подтвердит — да, снежный человек существует???

— Вот-вот! — он ответил убежденно. — Любыми путями!

— Ах, Голован Голованыч, слабо вам добраться до снежного человека, все вы видали, везде побывали, а ничего не поняли, — хотела я сказать, да промолчала, и правильно сделала, а то бы страшно жалела — ведь он так внимательно прочитал мою рукопись, сделал пометки, исправления. И потом — повторяю, он был удивительный человек, настоящий корифей, приверженец науки. А я — просто сказочник, любитель философских притч.

Я знаю хорошую историю про одного странника, который к вечеру добрался до незнакомого города. Взошла луна.

— Луна это или солнце? — спросил у него прохожий.

Тот внимательно посмотрел на луну, подумал и произнес:

— Простите, я в этом городе впервые.

Снежный человек стар, как мир, но мы в этом городе впервые. Правильно сказал китайский поэт:

Да, разные чудища живут среди нас — правда, они таятся. К примеру, высунут свою маленькую голову на длинной шее из озера Лох-Несс. А потом снова спрячут — ищи-свищи его.

Но я найду, я думала тогда, лет десять тому назад, в точности как Скотт и Ричард. Я буду бежать рысью на север. Исхожу самые зловещие, дьявольские места на Земле буду мед заваривать в диких чащобах, научусь подражать его крику, стану звать, звать — вслух и про себя, во сне и наяву.

Потом выйду однажды из леса, наклонюсь воды попить из ручья и увижу снежного человека.

Скажу ему:

— Здравствуй, это я.

И он эхом ответит:

— А это я… Я… я…я…

И тогда я ему дам сахара и хлеба.

— Подожди, — сказал Лёня, случайно заметив, что я уезжаю с большим чемоданом. — Ты, конечно, найдешь его, я тебя знаю. Но от сахара у него заболят зубы, от хлеба будет пучить живот. Его могут взять в армию в принудительном порядке, использовать в тяжелой промышленности, бросить восстанавливать сельское хозяйство…

— Это все равно, — говорит он, — что к нам бы пришел таракан: «О, наконец-то я вас нашел! Сколько лет я лазал по трубам!..» А нам-то что?

— Пусть все ищут и не находят друг друга! — воскликнул Леонид. — Только так можно сохранить жизнь на Земле!

Мы легли на дощатые гималайские кровати, покрытые жесткими матрацами, укрылись самыми суровыми одеялами, под которыми мы когда-либо спали, ощутили под головами каменные подушки, и я задула свечу.

Из-за фанерной перегородки сквозь щели просачивался свет от карманного фонаря Скотта и Ричарда и доносились их приглушенные голоса. Они что-то бормотали.

— Наверное, карту читают. Или молитву, — предположил Лёня.

Мы закрыли глаза и долго слушали сквозь стук дождя и порывы ветра осторожные шаги крупных редких реликтовых животных, тихо бредущих по Земле под покровом ночи.

В пять утра Лёня вскочил и побежал снимать картину «Восход над Гималаями». Включил камеру, усадил Никодима на пенек и — из-за его спины полчаса наблюдал, как появляется над горами солнце, заливая пики и долины лимонным светом. Одновременно он запечатлевал гималайский рассвет на фотоаппарат «Зенит».