Румия - Виктор Владимирович Муратов

class="p1">— Это вам на билеты. Я поеду в Кишинев, а вы пересаживайтесь в Бендерах на обратный поезд и езжайте в Тирасполь. Там найдете училище. Скажете, что Павел Андреевич послал.

Мишка отвел его руку с деньгами. Спирочкин удивленно посмотрел на друга: «Чудак, от денег отказывается».

— У нас гроши е. Та нам и не треба билеты: мы ж с постоянными, — не обращая внимания на укор друга, проговорил Потапенко. Он привычным жестом сунул гармонь под руку и стал протискиваться к выходу. За ним, оглядываясь на Кукина, поспешил Спирочкин.

Так друзья стали ремесленниками. Потапенко, стыдясь своего «артистического» прошлого, сразу же оставил гармонь у Деда Мазая под честное слово, что тот никому не расскажет о ней.

А Спирочкину было все равно. Его никогда не мучило ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Сейчас «артист» стоял, зажав нос пальцами, и с тоской поглядывал в окно.

Другие тоже морщились, но терпели и с молчаливым ожесточением вонзали кирки в слежавшийся мусор.

— А где Медведь? — вдруг спохватился кто-то. — Ведь только что тут был. Вот хитрюга.

Действительно, Мишки Потапенко среди работающих не оказалось. Игорь послал Сашку на поиски. Разыскивать Потапенко долго не пришлось. Сашка заглянул за штабеля досок. Там Мишка уже пристраивался поудобнее.

Сашка пнул ногой Мишкин ботинок.

— Ты, лодырина, вставай!

Мишка перестал ворочаться.

— Вставай, на обед пора! — громко крикнул Сашка.

— Обед? — почесывая под мышкой, спросил Потапенко.

— Да, обед. В конюшне все обедают, а ты…

— В конюшне? Та не бреши.

— Кончай дурачком прикидываться.

— А ты шо, надзиратель? — снова укладываясь, беззлобно спросил Мишка. — Чи тоби в лоб охота заробыть, чи в потылыцю?

— Ну погоди же, — с угрозой сказал Сашка и повернулся, чтобы уйти.

Мишка приподнялся на локте.

— Шо ты мени погодикаешь, шо пугаешь? Шугнули со старост, так молчи и не нуди.

— Дурак, — обругал его Сашка и, войдя в цех, крикнул:

— Стоп! Что делать? Медведь вон там.

Несколько человек решительно направились к бревнам.

Мишка широко раскрытыми глазами равнодушно следил за облаками.

— Вставай, поли в цех.

— В який цех? Ото ж хиба цех? В нашем колхозе свинюшники краше.

— Вот и пошли делать цех.

— Казалы, токарями будем. И на ж тоби, греби навоз.

— Так без труда не вытащишь рыбку из пруда, — неожиданно для себя пробасил Додон.

— Отчипись от меня с цими виршами, — отмахнулся Потапенко и, демонстративно зевнув, повернулся спиной к агитаторам.

— Ну и черт с тобой. Дрыхни, — рассердился Игорь. — А жрать небось придешь в столовую?

— Ни, тоби оставлю, европеец, — спокойно ответил Мишка.

Ребята снова с ожесточением принялись за работу.

— Хиба ж я руками буду гресть? Дайте кирку, — услышали они вдруг.

Все подняли головы. В дверях стоял Потапенко и, насупившись, поддергивал штаны. Вид у него был такой, будто готов он был один очистить весь сарай.

В этот первый трудовой день работали дотемна. Руки ныли от непривычного дела. На ладонях вздулись мозоли. Незаметно докопались до сырого кирпичного пола. Потапенко, стукнув киркой по кирпичам, радостно захохотал.

— Та я ж думал, до самого центру землю рыть треба!

Ужинали молча. Аппетит у всех был отменный. Увлеклись кашей, и никому не пришло в голову выстукивать по столу ложками марш.

На следующий день вдруг объявили, что два дня токари будут ходить за город на кирпичный завод.

— Неправильно! — возмущались ремесленники. — Иди, работай на дядю? Будто у себя делать нечего. Зима на носу, а мы без мастерских. Придут станки, куда ставить?

Павел Андреевич радовался, слыша эти разговоры.

— Сначала недовольны были, что заставили их ремонтом заниматься, — говорил он Набокину, — а теперь, выходит, мы в точку попали?

— Сделанное своими руками больше ценится, — говорил мастер.

— Да, Владимир Иванович, хорошее дело избрали вы — обучать таких молодцов.

«Молодцы» между тем толпой ввалились в директорский кабинет.

— Не пойдем на кирпичный завод! — заявил от имени всех Брятов. — Крышу себе надо крыть, а вы нас на целых два дня отрываете. Скоро осень.

— По дождю разве крышу крыть? — возмущался Прокофий.

Павел Андреевич терпеливо выждал, когда спадет шум, потом спросил:

— Вы говорите, крышу крыть? А чем?

— Черепицей, — ответило ему озадаченно несколько голосов.

— Вот и пойдем зарабатывать черепицу. Сами. Уберем двор — нам дадут черепицу.

Ребята притихли.

— Павел Андреевич, — вкрадчиво спросил Сашка, — мы на совесть что хотите сделаем, только правда, дадут черепички?

— Непременно, — заверил директор.

На завод вступили торжественно, с песнями. Было время утренней смены, и на двор высыпали рабочие в пыльных комбинезонах. Уставшие и потные, они с любопытством и недоверчивыми улыбками посматривали на ремесленников.

— Помощнички пришли, слава те, господи, — пробасил здоровенный усатый дядька с огромной домашней пышкой в руках, от которой он то и дело откусывал солидные куски.

Двор, захламленный битым кирпичом, разделили на участки. За каждым из них закрепили по группе ремесленников. Прозвучал гудок. Рабочие разошлись по своим местам.

Дружно взялись за дело и румовцы. Утренняя прохлада заставляла двигаться живее даже ленивых.

Незаметно подошло время обеда.

Порядком уставшие, ремесленники выстроились у водокачки, где тетя Поля — повариха в белом халате — разливала борщ. Возле нее вертелся неизвестно какими путями затесавшийся в помощники Спирочкин.

Глотая слюну, Сашка нетерпеливо посматривал на зеленые термосы, откуда поднимался легкий пар.

«Эх, славный борщец, наверное. Пахнет-то как!» От этого запаха есть хотелось еще сильнее. Пугала мысль: а вдруг не достанется борща? Да и очередь-то подвигается слишком медленно.

Наконец Сашка подал миску. Очень хотелось попросить тетю Полю, чтоб налила полнее.

— Не подгоняй! Не подгоняй! Всех накормим, — приговаривал Аркашка, доставая из чистого белого мешка хлеб. Он ловко хватал широким ножом по буханке. Раз, другой — и буханка разлеталась на четыре равных куска. Затем он медленно собирал крошки на ладонь, двумя пальцами спокойно очищал нож от прилипшего мякиша и демонстративно, со вкусом отправлял крошки в рот. Лишь проглотив этот «заработок», он выдавал паек хлеба побледневшему от злости ремесленнику.

— Ишь, Помидор, как старается, — громко проговорил Брятов. — Лишнюю миску борща зарабатывает.

— А с носилками я его что-то не видел, — поддержал Сашка.

Спирочкин услыхал, слегка покраснел и тут же стал оправдываться:

— У меня живот, как ножом, режет.

— Ага, як ты хлиб: жик-жик, да? Помидорчик бедный! Сачок! — издевался над своим другом Потапенко. — А вы, хлопцы, не смотрите, шо вин прохиндей такий косоповязанный. В нему хитрости — пробу нема дэ ставить.

Сашка, балансируя налитой до краев миской, отыскал в тени водокачки свою группу, устроил из кирпичей стол и, облегченно вздохнув, принялся за еду.

Борщ был отменный. Но, как назло, все доесть у Сашки не хватило сил. Как