Заговор против террора - Алекс Маркман

Тут Сталин одобрительно кивнул и обратился к Вознесенскому.

— Справится ли экономика с поставленными задачами? — спросил его Сталин.

Волевое, суровое выражение лица Вознесенского почти не изменилось даже после того, когда он бегло осмотрел сидящих за столом и встретился взглядом с вождем. Не появилось у него и того подхалимского выражения, с которым обычно обращались члены Политбюро к вождю.

Много ты о себе мнишь, мысленно обратился к нему Берия. Думаешь, добившись больших успехов и доказав свои способности к управлению страной, ты стал бесценным и незаменимым. Скоро ты увидишь, что все как раз наоборот. Героев Сталин не возвышает, а убивает. Горько кольнула мысль, что скоро и он попадет в опалу. Атомная бомба.

— Я не буду повторять цифр, подтверждающих достижения народного хозяйства, — заговорил Вознесенский. — Но для того, чтобы выполнить потребности постоянно растущей военной промышленности, а также потребности населения, мы должны увеличить производительность труда. Мы не должны, да и не можем больше, жить прошлыми успехами и игнорировать быстро меняющиеся обстоятельства. Хочу обратить ваше внимание, товарищи, что наши методы руководства, эффективные в условиях военного времени, уже не являются таковыми, и требуют радикального пересмотра и замены.

Сталин, до сих пор возившийся с холодной трубкой, резко вскинул глаза на Вознесенского, в то время как голова его оставалась опущенной вниз и неподвижной. Взгляд получился колкий, исподлобья, враждебный.

— Что вы имеете в виду, товарищ Вознесенский? — спросил Сталин, однако вполне дружелюбным голосом.

Вот оно, моментально сообразил Берия. Попался Вознесенский.

— Я высказывал свои соображения как в своих работах, так и во время обсуждений в Госплане и в Совете Министров. У трудящихся отсутствуют экономические стимулы, и потому возникла проблема производительности труда. Во время войны был сильный моральный стимул — победить гитлеровскую Германию. Сейчас этого стимула нет.

Все прекрасно понимали, что Вознесенский имеет в виду. Народ, переживший горе и тяготы самой кровавой войны в истории человечества, народ-победитель, надеялся, что в условиях мирного времени дух свободы пронесется над страной, и жить станет лучше, и люди смогут жить в квартирах и зарабатывать достаточно, чтобы прокормить и обуть детей. Народ устал от жертв, от призывов, и заставить его снова работать на патриотизме и лозунгах было практически невозможно.

— Есть другой, не менее важный моральный стимул, — вмешался Маленков. — Не исключено, что мы на пороге третьей мировой войны, и потому задача идеологических организаций донести это до широких слоев населения.

Глаза Сталина потеплели. Он взглянул на Маленкова с безошибочным выражением одобрения.

На лбу Вознесенского обозначились угрюмые вертикальные морщины, однако в целом его волевое лицо оставалось непроницаемым. Напрасные старания. Берия знал, что за этой каменной маской скрывается презрение к ним, недоучкам, волею обстоятельств вершившим судьбы страны и всего мира. Вознесенский был единственным из собравшихся, который имел законченное высшее образование. Мало того, он был доктор экономических наук и член Академии Наук СССР.

Маленков учился в институте МВТУ, однако не закончил его. Молотов тоже учился в политехническом институте, и тоже не закончил его. Булганин учился в реальном училище, однако неизвестно, закончил он его или нет. Одно ясно: никаких знаний он оттуда не вынес, однако ухитрился приобрести очень интеллигентный вид, за которым скрывался полный дурак. Сам Берия закончил только техникум, и хоть он и старался всю жизнь учиться, до Вознесенского ему было далеко. Об образовании Хрущева можно было говорить только в контексте анекдота. Он учился в так называемой Промышленной Академии, но до академика ему было дальше, чем неандертальцу до профессора.

Оставался вождь, светоч знаний, который учился только в церковно-приходской школе.

Да, не просто так Вознесенский руководил экономикой страны. Он бы смог оставаться на этом посту еще какое-то время, если бы не его искреннее желание улучшить жизнь людей. Он, как никто, знал, что механизм идеологического стимула перестал работать после войны, и единственный стимул, который оставался, был страх перед карательными органами. Берия вспомнил, как один из его осведомителей, работавший в институте Варги, донес ему высказывание академика Каплана: система поголовного рабства. Чтобы изменить положение, нужно было представить новые идеи и убедить руководство в необходимости их выполнять. Но право на новые идеи имел только вождь. Если и брал он идеи у кого-то, то потом он этих людей расстреливал, таким образом оставаясь единственным владельцем этих идей. Светоч знаний, ничего не поделаешь.

Сентиментальный чудак ты, Вознесенский, мысленно обратился к нему Берия. Не усвоил до сих пор, что в этом кругу главное — выжить, второе — борьба за власть, и самое последнее — любые другие соображения.

Вслух Берия сказал: — То, о чем говорит товарищ Вознесенский, звучит для меня вариантом тех идей, которые пытался пропагандировать институт Варги. Мы должны дать этим идеям полный отпор с принципиальных, марксистских позиций.

Сталину выступление Берии понравилось.

— У меня в архиве хранятся письма сотрудников этого института, — заговорил Сталин, обращаясь то к Вознесенскому, то к Берии. — Эти товарищи полагают, что звание докторов и академиков позволяет им переделывать марксистскую теорию. Я внимательно прочитал их письма и отчеты.

Берия взглянул на Вознесенского. Замечание Сталина относительно докторов и академиков относилось также и к нему. Вознесенскому бы тут же покаяться в заблуждениях и поблагодарить вождя за то, что тот ему открыл истину, но гордость, а, быть может, и уверенность в своей незаменимости, да и искреннее желание вытащить страну из нищеты не позволили ему это сделать.

— Эти товарищи ошибаются, — со спокойной уверенностью высшего судьи вещал Хозяин. — Чем больших успехов мы достигаем в строительстве социализма, тем яростнее сопротивление наших врагов как внутри страны, так и вне ее.

Берия без улыбки, преданно смотрел вождю в глаза, а про себя продолжал диалог с самим собой. Вот, вождь в один момент решил, что академики, лучшие умы экономики во всем мире, ошибаются. Ему это решать, ибо ему, как Христу, знания даны от Бога. Хорошо усвоил материал церковно-приходской школы. А раз некоторые товарищи ошибаются, значит некоторых товарищей скоро расстреляют, и потянется цепочка к тем членам политбюро, которые хоть какое-то отношение имели к этим идеям или к этим некоторым товарищам. Значит, решил Берия, время действовать. Воспользовавшись секундной паузой в речи вождя, он заговорил, обращаясь ко всем членам Политбюро.

— Хорошо известно, товарищи, что почти половина сотрудников бывшего института Варги — лица еврейской национальности. Мы не против присутствия лиц различной национальности в научных организациях, однако сам факт, что какое-то национальное меньшинство становится большинством в любой организации, наводит на серьезные размышления. Прибавьте к этому чуждые идеи, враждебность которых так прозорливо определил, со свойственной только ему гениальностью, товарищ Сталин, и вы поймете, что необходимо предпринять серьезные меры, направленные на искоренение чуждых нашей идеологии идей, а также лиц, которые их пропагандируют.